– Не видишь, что я делаю? – огрызнулся я. – Член ему измеряю.
– Зачем? – строго спросил Гюнтер.
– Исследую расовую статистику.
Линейкой, оскверненной прикосновением к мертвому синему члену, я с усмешкой указал на портрет фюрера, висевший на стене в неуместно пышной раме прямо над трупами.
Торжественность смерти, которой были исполнены холодные лица лежащих в ряд покойников, прекрасно рифмовалась с нордической торжественностью фюрера, устремившего психиатрический взгляд в далекое будущее великой Германии.
– Во-первых, я запрещаю тебе насмехаться над нашим фюрером, – сказал Гюнтер. – Хочу заметить, что ты позволяешь себе это не в первый раз.
– Прости, Гюнтер, – сказал я, изобразив искреннее раскаяние. – Я забыл о твоих святых чувствах.
– Предупреждаю – я напишу на тебя руководству больницы.
– Клянусь, больше не буду. Я ведь и сам понимаю, что фюрер велик… Хотя не настолько, чтобы не нуждаться в твоей защите.
– Запомни, негодяй: когда я умру, не смей подходить ко мне с этой гадкой линейкой, ты понял?
Мне на мгновение представилось, что Гюнтер уже умер, лежит голышом на каталке и вдруг в раздражении соскакивает с нее, злобно ломает деревянную линейку об колено и бросает в меня обломки.
– Не волнуйся, Гюнтер, – сказал я. – О твоих сантиметрах никто не узнает. Я буду свято хранить эту тайну – я всегда на стороне тех, кому есть о чем волноваться.
Гюнтер, красный и трясущийся от гнева, бросил в меня перчаткой, но я успел увернуться.
– Гюнтер, я тебе сочувствую, но смерть сделает тебя совершенно беззащитным, – сказал я с огромной болью и сочувствием. – Прими это. У тебя нет никаких гарантий, что ночью я не разрисую твой труп свастиками.
Мертвый Гюнтер, теперь разрисованный свастиками, спрыгнул со своей тележки и бросился за мной.
А в реальности – живой взбешенный Гюнтер бросился ко мне и попытался схватить за шиворот, но мне удалось вырваться: выбегая из морга, я захлопнул дверь прямо перед его носом.
* * *
Мужественные немецкие моряки смотрели из-под руки в морскую даль. Они были нарисованы на афише фильма «Эмден» – мы с Аидой только что вышли из кинотеатра после его просмотра. Моряки на афише были так необыкновенно красивы и мужественны, что нетрудно было представить, как сурово делятся они друг с другом красотой и мужественностью в их тесных каютах во время дальних морских переходов.
Был теплый летний вечер, я обнял Аиду и поцеловал ее… Мы шли мимо уличных кафе; за столиками при свечах сидели люди… Мне было спокойно и радостно – рядом с Аидой жизнь почему-то казалась прекрасной. Возникла мысль привести ее сейчас домой, осторожно положить на кровать, медленно расстегнуть на ее груди пуговицы, а потом нежно прикоснуться к ней губами…
– Ты с кем-нибудь спала когда-нибудь? – спросил я.
– Нет. А ты?
– Никогда.
Вот тут мне следовало бы замолчать… Но понял я это слишком поздно.
– Я хочу спросить… Женщины, они ведь, наверное, обсуждают такие вещи…
Все спуталось в моей голове. Зачем я сказал это? Почему мои страхи управляют мной помимо воли? Как теперь остановиться?
– О чем ты? – спросила Аида.
– Нет, забудь… – сказал я.
– Но ты ведь хотел что-то спросить, – сказала Аида.
– Да, но… Я больше не хочу об этом спрашивать.
– Не бойся. Спроси. Я уверена, что, если что-то хочется узнать, надо спрашивать обязательно.
Я колебался. И победила смелость, а не разум…
– Мужской член… – сказал я. – Он какой длины должен быть?
