– А З-з-зинка?! З-з-зинка Ив-в-ваш-шкина?! – не успокаивался теневой бухгалтер. – Он-на т-т-тоже с-с-след!
– Почему? – искренне изумился основатель «пирамиды». – Эта дура набитая ни черта не знает. И не соображает – ни в жизни вообще, ни в бухгалтерии в частности. У нее не голова, а кочан капусты. Ивашкина просто подмахивала приносимые ей бумаги. Не более того!
– Д-да, н-но б-бумаги, б-бумаги-то приносил ей я!!! – продолжал скулить обуянный страхом Голяков. – К-к-конечно, д-д-действовал я под ч-ч-чуж-жим именем, п-п-парик над-де-вал п-п-предосторож-ж-жности р-р-ради, г-г-гримир-р-р-ровался, однако, М-миш-ша, п-п-подстрахов-в-ваться н-не п-п-помешает!!!
– Хорошо, подстрахуемся, – смерив подельника ироническим взглядом, снисходительно улыбнулся Костюков. – Не бзди, Петя! Разберемся с твоей Ивашкиной!!!
5 июля 1993 года. 2 часа ночи
Генеральный директор злополучного «Эльбруса» семидесятитрехлетний Владислав Павлович Коротич, пригорюнившись, сидел у открытого кухонного окна в своей просторной одинокой квартире (супруга Владислава Павловича умерла от рака два года назад, а взрослая дочь Ирина проживала с мужем-военным на противоположном конце страны). С наступлением темноты дневная духота сменилась приятной прохладой. Дул легкий освежающий ветерок. В ветвях росшего рядом с домом раскидистого тополя заливался серебристыми трелями невесть откуда взявшийся в центре огромного города шальной соловей. Спать Коротичу совершенно не хотелось. Невзирая на отсутствие жары, на лбу гендиректора блестели бисеринки пота, а сердце грызла смертная тоска. «Неужели сын моего лучшего друга меня обманул?! – с горечью думал он. – И вдобавок, подло подставил?! Я же его, маленького, на коленях качал, всегда относился как к родному, любил больше, чем собственную дочь!!! Когда деньги из касс неожиданно исчезли, Миша поначалу уверял, будто это временное явление, связанное с объективными трудностями, потом перестал отзываться на телефонные звонки (попросту трубку бросал) и, наконец, вовсе отключил телефон!.. Да, похоже, обманул, негодяй!!! А ведь клялся памятью отца, что дело честное, средства акционеров вкладываются в разработку алмазных месторождений! Покойный Петр небось со стыда в гробу перевернулся! А я – ветеран партии, Герой социалистического труда – очутился по уши в дерьме! Народ считает меня бессовестным грабителем. На улицу выйти стыдно… и опасно! Могут запросто пришибить! Нет, так дальше не пойдет! Надо обратиться в прокуратуру, рассказать все как на духу. Пускай Мишка-поганец срок мотает, баланду жрет».
– Эй, дед, о чем размечтался? – бесцеремонно прервал размышления Владислава Павловича незнакомый мужской голос. Коротич судорожно обернулся. На пороге кухни стояли двое молодых людей: модно одетых, с накачанными мышцами, со стриженными под «ежик» головами, с бычьими шеями и с пустыми глазами.
«Каким образом они сюда попали? Дверь же была заперта! О елки-палки!!!»
– Ключи нам дал Михаил Петрович, – словно прочитав мысли старика, сказал один из незваных гостей.
– Шеф в курсе ваших душевных терзаний и велел вас успокоить, – добавил второй.
– Правда?! – в душе генерального директора всколыхнулась безумная надежда. – Значит, «Эльбрус» не липа? Значит, выплаты возобновятся и я верну себе доброе имя?!
– Насчет выплат не обещаю, но позора вы точно избежите, – ответил первый бугай, быстро шагнул к Коротичу и без замаха рубанул его ребром ладони в сонную артерию. Владислав Павлович потерял сознание. Посланцы Костюкова открыли в духовке газ на полную мощность, засунули туда голову бесчувственного старика, плотно затворили окно и шустро убрались восвояси.
