Неприятная встречающая тем временем снова внимательно на меня пялится – как по мне, ужасно долго. Но затем, наконец, делает рукой приглашающий жест.
– Идем, – сухо повторяет она, поворачивается ко мне спиной, сильно сутулится и шагает ногами-пружинками в сторону корпусов.
Идти по змеящейся плиточной дорожке рядом не получится, даже если очень постараться, а моя провожатая стараться явно не хочет. Я уже понимаю, что она ничего, кроме раздражения, у меня не вызывает, и вряд ли это изменится, поэтому я надеюсь, что в интернате мы почти не будем пересекаться.
Свои вопросы я приберегаю для более приятных собеседников, смирившись с тем, что эта задавака мне никаких напутствий и полезных советов давать не собирается. Поэтому очередной говорящий со мной затылок заставляет меня вздрогнуть от неожиданности.
– Здесь никто из взрослых, – она особенно едко выделяет это слово, – никого встречать не выходит. Поэтому ждать кого-то было бы бессмысленно. Самому надо заходить и самому устраиваться.
Я от этой ядовитой лекции едва не замираю. Во-первых, это самое длинное, что вылетело изо рта провожатой в мой адрес. Во-вторых, да это же дикость какая-то! Что за спартанские порядки?
– А если младшеклассники? – недоумеваю я.
Девчонка резко поворачивается ко мне и теперь явно злится, но быстро берет себя в руки.
– Даже малыши в состоянии пройти по единственной дороге, – фыркает она. – Обычно они так и делают. И ты бы мог.
Да чего она на меня так взъелась? Я ведь, в конце концов, не просил ее за мной выходить! Чего она так кидается на меня, как будто я лично поднял ее ни свет ни заря и заставил за мной сюда тащиться?
– Мог, – не отрицаю. Хочется скрипеть зубами от раздражения, но я почему-то сдерживаюсь. – Просто не знал, что здесь такие порядки. Конечно, я бы прошел, если б никто не стал встречать. Но ты же сама вышла. Зачем же пришла, раз тут так не принято?
Девчонка хмыкает и важно расправляет плечи.
– Пришла, потому что сама захотела, – тоном хозяйки заявляет она. – Думала, если кого из малышей привезли, помогу обустроиться. Как видишь, я не прогадала.
Тот факт, что девчонка сама себе противоречит, тонет для меня в облаке багровой злости, и я сжимаю кулак свободной руки.
– Да кого ты из себя строишь?! Тебя нормально общаться не учили?
Голос у меня срывается, и я звучу, как истеричный ребенок. Стыд и позор. Уголки губ провожатой самодовольно приподнимаются. Ну все, я пропал! Уж эта язва не упустит случая надо мной поиздеваться. Однако пока я готовлюсь ее нападкам, девчонка делается усталой и тяжело вздыхает.
– Слушай, – говорит она. Глаза у нее серые и невзрачные, зато взгляд пронизывает так, что начинают гудеть кости. – Я тут давно, а с тобой… с тобой пока ничего не понятно. Я тебя встречать и возиться с тобой не собиралась, но раз уж начала, провожу. Я так всегда делаю. Заканчиваю начатое. Я – Старшая.
Последняя реплика напрочь выбивает меня из колеи. Она странная – эта реплика. Как и сама девчонка.
– Мы… вроде, одного возраста, – неловко бурчу я. Моя провожатая закатывает глаза.
– Меня так здесь называют, – поясняет она.
Я моргаю.
– Это, что, прозвище такое, что ли?
– А я уж думала, ты совсем не соображаешь, – хмыкает Старшая. – Да. Прозвище. Хотя здесь это, можно сказать, имя. Самое настоящее. И другого нет.
– Эм… ладно. А я…
– А ты пока безымянный, – перебивает Старшая. – Сначала переночуй здесь, а потом знакомься. До этого момента с тобой даже никто не заговорит, так уж тут принято. Можешь считать это, – она медлит, подбирая слова, – испытанием новичка. Такой язык тебе, кажется, должен быть понятен.
