Я вхожу в комнату и предчувствую, как на меня вытаращатся соседи. Оказываюсь прав: они действительно без стеснения меня рассматривают. Глаза их делаются похожими на блюдца, когда они замечают Майора за моей спиной. На мое счастье, он не заходит со мной в комнату, а разворачивается и убирается восвояси.
Дверь закрывается, и я снова оказываюсь в тишине, но на этот раз комната бодрствует на три четверти: три ее обитателя не спят, а четвертый так и остается одеяльным коконом, каким я видел его с утра.
Не уступаю старожилам тридцать шестой в нетактичности и тоже внимательно их рассматриваю. Первое, что отмечаю: блондинов среди нас нет. Один парень – высокий, примерно моего роста, но более тощий, сухощавый, с ярко очерченными скулами и выделяющимся рисунком вен на тыльных сторонах ладоней. Кареглазый, с каштановыми волнистыми волосами, он весь усыпан веснушками, похожими на маковые крошки на хлебе. Черная водолазка, заправленная в потертые джинсы, подчеркивают контраст между бледной кожей и темными веснушками.
Второй – напротив, низенький, пухлощекий, с темным «ежиком» на почти идеальном шаре головы, коренастый, глядящий немного искоса. Маленькие глазки бегают быстро и ненадолго замирают на всем, что привлекает внимание.
Третий – смуглый, тоже черноволосый, ростом примерно с меня, роскошно-аскетичный. Белая фуфайка, штаны, носки – все кажется простым, но дорогим и чистым до безобразия. И как он умудряется поддерживать свои вещи в порядке в столь неопрятной комнате?
Рыжеватый отблеск ночника золотит неловко застывшие лица моих соседей. В этой тишине не хватает только треска старой закончившейся пластинки для поддержания антуража.
Я молчу. Заговаривать со старожилами тридцать шестой не хочу принципиально! Пусть сделают это первыми или катятся куда угодно. Пудель сегодня дал понять, что эта традиция – не нерушимое правило, а простая условность…
Вспоминая о Пуделе, снова чувствую тоску и усталость. Мне тут же надоедает изучать соседей, я вздыхаю и прохожу к своей кровати. Откидываю заправленное с утра одеяло, скидываю обувь и забираюсь в спасительный кокон прямо в той одежде, которую мне выдали в Казарме, потому что искать пижаму, долго роясь в сумке, нет сил.
Тридцать шестая скрывается для меня в темноте и тишине, и я тоскливо смыкаю глаза, мысленно подгоняя тот день, когда смогу покинуть это противное место.
Глава 8. Ночное дежурство
СТАРШАЯ
Этот день отличался от других. Происшествие в Казарме быстро облетело всю школу и сорвало большую часть уроков: учителям попросту не удавалось заглушить ученический гвалт. Приходил Сверчок, призывал всех успокоиться и не нарушать дисциплину, в своей манере объяснял, что все уже под контролем, обошлось без трагичных последствий усилиями одного молодого человека. Если он надеялся, что это разрядит обстановку, то прогадал: это лишь ее накалило. Интерес к ситуации возрос так сильно, что никто не мог, да и не хотел говорить на другие темы.
Сидя за задней партой, Старшая в общие обсуждения не включалась. Она встревоженно смотрела в окно, изучая происходящее и делая собственные выводы. Выводы эти ее не утешали.
Во второй половине дня настроение красться в столовую за своей сокровенной булочкой пропало. Для Старшей это было очередным удручающим знаком: такое с нею случалось нечасто и, можно сказать, это была ее выведенная опытным путем плохая примета.
