Тори никак не могла покинуть мысль о тех несчастных девушках, которые по стечению печальных обстоятельств попали в жестокие лапы Мануэля. Никто не может быть достоин подобной весьма печальной участи. Женщина – не рабыня! Нельзя принуждать слабый пол к тому, что хочет сильный! Мануэль и Николас должны гореть в адском огне за все свои злодеяния. Работорговля, вероятно, худшее, до чего мог опуститься Ник. Он в этом деле играет роль надежного прикрытия от закона. Именно Морган позволяет злобному жестокому человеку уничтожать жизни невинных.
Это действительно за гранью. Тори не могла поверить, что всё это реальность. Кто бы мог предположить, что она влипнет в такую ситуацию?! Раньше её самой большой проблемой было не успеть на показ новой коллекции Dolce & Gabbana.
– Ты проспишь! – выкрикнула Гвинет, чем заставила Тори скривиться и прикрыть ухо плюшевой игрушкой. – Что за безответственность? Работа ждет, Виктория.
– Когда ты уже выйдешь замуж и съедешь?! – прошептала Тори, едва раскрывая веки.
– Что? Что ты говоришь? – насупилась Гвинет, уперев руки в боки. – Говорю, что люблю тебя сильно, сестренка, – Тори откинула игрушку и наигранно растянула губы в улыбке.
– Конечно, любишь. Если бы не я – ты бы опоздала, – бросила Гвинет и, схватив краешек одеяла, стянула его с Тори.
– Ненавижу, когда ты так делаешь! – каждое слово было пропитано раздражением.
Вот всегда Гвинет с самого утра пытается испортить ей настроение. Будто получает удовольствие от её злости. Тори – самый большой любитель поспать, и будить её таким образом сравнимо с катастрофой во всем мире.
Тори сбросила ноги на пол, разминая затекшую шею, после чего, надув губки, посмотрела на улыбающуюся Гвинет, которая конфисковала теплое мягкое одеяло. Выдохнув от безысходности, Тори накинула на плечи халат и, открыв дверь, направилась в сторону ванной комнаты. Не успев дойти, на кухне она увидела отца. Он сидел один и читал газету. Непривычно видеть его с бумажными изданиями: в их прежнем доме заменой этому всегда был ноутбук или планшет. Теперь приходилось обходиться малым.
– Папа, – прошептала Тори, проходя в его комнату.
– Виктория, – ответил он, невзначай взглянув на неё.
Тори села на краешек старого рыхлого кресла и долго смотрела, как отец читает газету. Девушка не решалась сказать то, что хотела. Будто голос исчез, и она могла лишь сверлить Бена Далтона взглядом.
Бен резко опустил газету к своим коленям и, насупив брови, взглянул на дочь:
– Ты что-то хотела?
– Да, – смогла ответить Тори и, робко опустив взгляд к полу, продолжила. – Мне хочется узнать, почему Николас Морган так ненавидит тебя.
Взгляд Бена застыл на заинтересованном лице дочери. Он не спешил с ответом, подбирая слова:
– Какая разница?
– Ник работал на нас. Что пошло не так? Почему он ушел со своей мамой? Почему он помог Мануэлю отобрать твое имущество? С кем у тебя вражда? С Мануэлем или с Николасом?
Бен сжал зубы, заметно начиная гневаться на столь большое количество неуместных вопросов. Он недовольно нахмурился.
– Ты бы лучше помогала отцу справиться с неприятностями, а не напоминала лишний раз об этих гадких людях! – повысил голос Бенджамин, сжимая в руках газету.
Тори со страхом округлила глаза, вполне ожидая такой вспыльчивости отца. Она привыкла к его несдержанности. Бенджамин имел склонность к грубости. Он никогда не переживал за чувства родной дочери и покойной жены, его главной страстью были деньги. Виктория боялась своего отца, как огня. Он – единственный мужчина на всей Земле, которому она подчинялась. Основанием этому поведению стало не уважение, а только страх.
