Еще одна зимовка, еще один полный год во льдах станут для них роковыми. В экспедиции кончатся запасы продовольствия, угля, осветительного масла и рома. Истощение запасов последнего вполне может означать мятеж.
Более того, еще одна зимовка или еще один полный год во льдах – если лето 1848-го будет таким же холодным и неуступчивым, каким обещает быть лето 1847-го, – погубит один из кораблей или оба сразу. Как в случае со многими предшествующими неудачными экспедициями, сэру Джону и его людям придется спасаться бегством, волоча по рыхлому льду шлюпки и наспех связанные вместе сани, молясь о разводьях – а потом проклиная оные, когда сани начнут проваливаться под лед и крепкие встречные ветра станут относить тяжелые лодки назад к паку, – о разводьях, означающих круглосуточную греблю для измученных голодом людей. Затем, знал сэр Джон, предстоит сухопутный этап попытки спасения – восемьсот и более миль пути среди безликих скал и льдов, по порожистым рекам, усыпанным по дну валунами, каждый из которых способен разбить в щепы их небольшие лодки (на более крупных судах по рекам Северной Канады не пройти, он знал по опыту), да еще встречи с эскимосами, чаще всего враждебно настроенными, вороватыми и лживыми, несмотря на свое показное дружелюбие.
Сэр Джон продолжал смотреть, пока Гор, Дево, Гудсир и пять матросов с единственными санями не скрылись на юго-востоке в ослепительно сверкающих льдах, и задавался праздным вопросом, не следовало ли взять в плавание собак.
Сэр Джон всегда выступал против собак в арктической экспедиции. Животные порой благотворно влияли на моральный дух людей – по крайней мере до момента, когда вставала необходимость пристрелить их и съесть, – но в конечном счете они были грязными, шумными и агрессивными зверями. На палубе корабля, везущего достаточное количество собак, чтобы оказаться полезными – то есть тащить сани в упряжке, как принято у гренландских эскимосов, – всегда стоял оглушительный лай, теснились конуры и постоянно воняло дерьмом.
Он потряс головой и улыбнулся. Они взяли в экспедицию одного пса – дворнягу по имени Нептун, – не говоря уже о маленькой обезьянке по кличке Джоко, и такого бродячего зверинца, по твердому убеждению сэра Джона, было вполне достаточно для данного ковчега.
Неделя после отбытия Гора тянулась мучительно долго для сэра Джона. Один за другим возвращались другие санные отряды, с изможденными продрогшими людьми, чьи шерстяные фуфайки были насквозь пропитаны потом от напряжения сил, которое требовалось, чтобы тащить сани через бесчисленные торосные гряды или вокруг них. Все докладывали одно и то же.
На востоке, в направлении полуострова Бутия, чистой воды нет. Нет даже самого узкого канала.
На северо-востоке, в направлении острова Принца Уэльского, откуда они прибыли в эту ледяную пустыню, чистой воды нет. Нет даже едва заметного потемнения неба над горизонтом, порой свидетельствовавшего о разводье. За восемь дней трудного пути люди так и не достигли острова Принца Уэльского, даже не заметили его вдали – там повсюду громоздилось такое количество айсбергов и торосных гряд, какого они не видели никогда прежде.
На северо-западе, в направлении безымянного пролива, по которому ледяной поток двигался на юг, в их сторону, вдоль западного побережья и вокруг южной оконечности острова Принца Уэльского, нет ничего, кроме белых медведей и замерзшего моря.
