– Муж оказался у меня последним из людей. Оскорблена я им жестоко – и ни за что… К царевне юной Главке он решил посвататься, отец которой коринфский царь Креонт. И мужа я должно быть, насовсем лишилась, и до восхода солнца царь приказал Коринф покинуть мне вместе с детьми.
Так откровенно, ответила Медея, не в силах дальше скрывать горе.
– Как низко и несправедливо с тобою поступают люди!
Разволновавшись, ободренная сочувствием Эгея Ээтиада с движением молящей стала просить афинского царя:
– Богоподобный царь Эгей, позволь твоего подбородка коснуться и, колени обняв, тебя умолять: о, сжалься над несчастной изгнанницей, мужем покинутой, вдохни в мое сердце надежду и пообещай принять меня в своей справедливостью знаменитой стране, и угол какой-нибудь, хоть на короткое время, мне там дать.
Пандионид, должно быть, не ожидал подобного оборота и сильно задумался. Моложавое лицо его с еще густой черной бородой на двойном подбородке, выражало и недоумение потому, что он не знал, что ожидать от Медеи, и страх потому, что он втайне побаивался чужеземную царевну, сведущую в колдовстве и радость потому, что, как молодая красивая женщина, она ему давно нравилась.
– Тебе помочь, конечно, я обещаю, если в том нужда возникнет, но только в каком качестве ты явишься ко мне: как бывшая жена Ясона, царица иль, как…
Осторожно начал было говорить Эгей, но Медея его с досадой перебила:
– Поверь, приняв меня, ты каяться не будешь! За это тебе детей желанных ниспошлют бессмертные и славную кончину без боли и без мучений… Поверь, я знаю, что говорю. И еще: я также знаю средство верное, чтоб стал отцом ты.
– Тебе помочь хочу я бескорыстно, ради бессмертных, и это главное, но нам заманчиво и обещанье сделать меня отцом. Желаньем этим я весь захвачен и даже думать о другом я не могу. Поэтому, коль ты ко мне придешь в Афины, я для тебя постараюсь быть хозяином радушным.
Обрадованная таким обещанием Медея решила развить успех:
– Есть у меня враги: Акаст в Фессалии и здешний царь Креонт. Я попрошу тебя, мой доблестный Эгей, прямо сейчас поклясться впредь никому меня не выдавать. Пойми это мое желанье. Ведь, если ты будешь связан клятвой, я знаю, что в руки к ним не попаду, а без клятвы, лишь посулив приют словами, ты, осажденный их герольдами, можешь под конец им уступить.
– Святыней матери Земли и светлого лучами солнца, всеми богами я клянусь, что сам тебя не изгоню я никогда, если кто из недругов потребует тебя. Покуда буду жив – я по своей воле тебя не выдам никому.
Медея, злорадно улыбнувшись, тряхнула головой, воздела руки к небу и грозно провещала голосом грудным:
– Ну, тогда, Эгей, до скорой встречи! Тебе желаю доброго пути в Трезен, к Питфею. А я скоро побываю в Фивах, но сначала пусть желанное Медее свершит Мойра Лахесис.
До встречи со страдающим от бездетности Эгеем Медея не знала, как именно она отомстит ставшему ненавистным предателю-мужу. С тем исступлением, с каким любила, теперь она возненавидела Ясона и решилась на детоубийство потому, что наследников лишившись, которых она сама ему родила, он будет сильнее всего мучиться и страдать.
56. Медея убивает своих сыновей от Ясона
Философ и поэт Сенека поет о метаниях Медеи, решившейся убить своих детей от Ясона:
– Моих детей, родных моих ужели же я кровь пролью? Уймись, о гнев безумящий! Гнуснейший грех, злодейство небывалое, прочь от меня! Какое искупать малюткам зло? Зло, что Ясон – отец им, зло страшнейшее, что мать – Медея. Смерть им! Не мои они. Нет – они мои… Что ты, мой гордый дух, колеблешься? Зачем залили все лицо мне слезы? Для чего гнев обиженной супруги и любовь матери в клочья разрывают мое больное сердце? Ко мне любимые придите, дети! Но опять вскипает ненависть, растет обида, руку непослушную месть безумная толкает. Гнев исступленный, веди меня!
