— Фанни! — Камила все же повернула ручку замка и заглянула в кладовку. — О, ты здесь.
Как будто были другие варианты, мрачно подумала Фанни, с трудом выбираясь из кресла.
На высоченных каблуках она чувствовала себя несколько неустойчиво — от слабости мир покачивался.
Она протиснулась мимо Камилы — несмотря на жару, та была при полном макияже и с тщательно уложенной прической. Камила всегда выглядела так, будто собиралась на вечеринку.
В управлении никого не было, обычное дело. Тэсса не относилась к тем людям, кто день-деньской сидел за столом.
— Фанни, милая, — Камила следовала за ней по пятам, — этим утром в Нью-Ньюлине чувствовалось некоторое напряжение, и я сразу за тебя забеспокоилась. У тебя все хорошо, дорогая?
— Мне бы не помешал лимон, — наливая себе воды, ответила Фанни, — ты слишком сладкая.
— Но что тебя так взволновало, Фанни?
Камилу было нелегко сбить со следа.
Что ее взволновало?
Фанни вспомнила страшные глаза Фрэнка Райта, которые пронзали насквозь. Глядя в них, ты просто говорила все, что думаешь, не оставляя ничего за душой, — она, например, мигом выболтала о том, что живет в пансионате незаконно.
Страшные глаза на лице разбойника и убийцы.
— Один постоялец, — сказала Фанни, вдруг ощутив несвойственное ей злорадство, — тебе, Камила, было бы интересно с ним познакомиться.
Сидя на берегу, Фрэнк смотрел на Тэссу Тарлтон, которая купалась в море — прямо в майке. Очевидно, она не утруждала себя переодеванием в купальник.
Тэсса Тарлтон! Великий инквизитор, наславшая безумие на Лондон.
Фрэнк помнил ее: однажды она кого-то допрашивала в бристольской тюрьме, и, несмотря на толстые стены, тошно было и заключенным, и охранникам. Кто-то блевал, кто-то стонал, кто-то матерился.
Только Фрэнку было нормально. Он вообще не сразу понял, что происходит, пока Бен-красотка, который всегда был в курсе всего, потому что спал с кем-то из тюремной администрации, не просветил его.
До этого с инквизиторами Фрэнк никогда не сталкивался, не того он был поля ягода, и в тот день почувствовал себя исключительным. Всех ломало, а его — нет.
И вот сейчас он узнал, что эта связь обоюдная: как на Фрэнка не действовала сила Тэссы Тарлтон, так на нее не действовал его чертов взгляд, от которого было столько проблем.
А уж он-то старался смотреть на нее и злобно, и угрожающе.
Тэссе Тарлтон было все равно.
Сколько раз Фрэнка били и даже пытались совсем прихлопнуть из-за этого проклятия — и не сосчитать.
Ухмыльнувшись, он подумал, что все еще жив и это, несомненно, победа.
У него нет ни планов, ни денег, ни близких, зато есть свобода.
Развалившись на пляже, он закрыл глаза, наслаждаясь запахом моря, солнцем и ветром.
После вонючего заключения и переполненных камер это место было раем.
Хорфилд считалась одной из худших тюрем Британии, и семь лет там казались бесконечной пыткой. Как Фрэнк ни старался никому не смотреть в глаза, но драки вспыхивали то и дело, и больничный карцер был для него как дом родной.
Капли воды попали на лицо, и Фрэнк лениво приоткрыл один глаз.
Сначала он увидел голые загорелые ноги — Тэсса Тарлтон была тощей малявкой, что мало вязалось с тем образом, который он себе представлял под рвоту однокамерников. Потом он увидел розовые трусы в серый горошек, прилипшую к впалому животу майку, руки, которые прыгали над его головой, и мокрые волосы.
— Что, — спросила Тэсса Тарлтон серьезно, — могло напугать куриц до смерти?
