Проследив за его взглядом, вижу курточку! На дереве! Высоко.
Обессиленно оседаю на лавочку. По щекам слезы. Во-первых, от облегчения. Во-вторых, потому что , если бы я сейчас понеслась его искать, он бы слез и ушел куда глаза глядят. А в-третьих, потому что Чадов опять будет на него сейчас смотреть. И вообще - пришел! Зачем пришел?! Мучить меня??
Помогает слезть Степе. Черешня очень ветвистая. А так бы не знаю, как снимала бы его. Ведёт его за руку. Что-то говорит ему.
- ...Ты ж мужик, почему маму обижаешь? Для мужчин - это табу.
- Табу?
- Запрещено кодексом чести. Есть у тебя мужская честь?
- Есть! Я не обижаю. Я просто спрятался. Как Человек-паук.
Втягиваю Степу к себе на колени.
- Мам! Ну чо… Я большой уже, - вырывается.
- Пойдем-ка, Человек-паук. На батуты технику прыжков отрабатывать, - берет его за руку Борис.
- Маленький он ещё для таких аттракционов.
- Для черешни вырос, значит и для батутов уже тоже.
Стёпа, вырывая руку радостно бежит вперёд.
Едва успеваю за ними на каблуках. Сдав Степу аниматору на аттракционе, Чадов возвращается ко мне.
Мы молча смотрим, как Стёпа радостный и счастливый летает вверх-вниз. И кричит нам, чтобы мы смотрели, как он может. И так! И эдак!
Грустно улыбаюсь, опуская взгляд.
- Хороший у тебя пацан.
- А ты зачем пришел, Борис? - не глядя на Чадова спрашиваю я.
Не случайно же он у пруда оказался.
- Я не знаю... - тяжёлым тоном.
Достает сигарету. Прикуривает. Бросает на меня взгляд.
- Ты вот... Близко... Живая... А я по тебе как по мертвой который год тоскую. Неправильно это. Вот... Пришел. Посмотреть на тебя. Живую.
Живую?..
- Может быть... Ты мне скажешь что-нибудь... Такое... Чтобы я понял - "почему".
Мне нельзя с Чадовым беседовать. Он меня опять как девочку расчленит своей открытостью и теплотой. А потом снова потеряется в самый сложный для меня момент, оставив одну. Нет…
- Мужа люблю, - мертвым голосом сообщаю ему я, чтобы эмоционально отрезать.
- Да-а-а?! - с яростным сарказмом. - Прям любишь?
От вспышки его эмоций перехватывает дыхание!
- А чего тогда с бывшим любовником целуешься?
- Что? Я не... нет.
Ловя меня за нижнюю челюсть, давит пальцами на щеки, впивается в приоткрытый от шока и давления рот. Грубо врывается в меня языком, обводя мой.
Мне хочется остаться в этом мгновении и больше никогда из него не выходить. Пусть не заканчивается! Пожалуйста!
Укус...
Отстраняется.
- Ну как же "нет"? - зло играет бровями. - Ты еще и трахаешься с ним как кошка голодная до отключки!
Меня обваривает кипятком, от нахлынувших воспоминаний. Мурашки поднимаются по шее, затылок немеет от сладкой волны предоргазменного ощущения.
Открыв рот, смотрю растерянно ему в глаза. Губы горят и болят…
Отрицательно кручу головой, сглатывая ком в горле. Он же не посмеет, да, ничего такого?..
Оскалившись, стреляет сигаретой в урну. Уходит.
Обняв себя за плечи, как тупая кукла смотрю на то, как Степу спускают с батута.
Идём с ним за руку. Колени трясутся от произошедшего.
- Мам... А он тебя поцеловал. Я видел. Зачем он поцеловал?
Кошмар! Чадов, ты идиот?!
- Стёпочка... - со мучительным стоном присаживаюсь перед ним. - Ты, пожалуйста, никому-никому-никому никогда это не говори.
- Папе не говорить?
Закрываю глаза.
О чем ты просишь ребенка, Крынская? Врать? Ещё и о таком?!
А что мне делать, если Чадов провокатор?!
- Папе.
- Это наша тайна?
- Тайна.
- А зачем он поцеловал? - не унимается сын.
