Юлька нервно хохотнула. Чуть слышно, но он различил. Не видел только, как она прижала ладонь ко лбу, лихорадочно соображая, как оправдываться. И есть ли достаточное оправдание.
- Понятия не имею. И стоило тут столько времени изображать – я не такая, я жду трамвая...
- Нифига ты не ждешь… И уж точно не трамвай.
- Я не знаю, как буду это расхлебывать.
- Как обычно, - хмыкнул Моджеевский, - сунув голову в песок.
- Я не... – Юля запнулась. Привычное намерение немедленно оспорить его слова куда-то делось само по себе. Потому что прав. Она тяжело выдохнула и медленно проговорила: - Ладно. Я устала. И мне еще Андрея укладывать.
- Ну, спокойной ночи, - попрощался Богдан.
- Спокойной, - отозвалась она и отключилась, не позволяя себе сказать что-то еще, хотя очень хотелось. Но что ни скажи – всего так мало и все так нелепо.
И все перевернулось с ног на голову. Абсолютно все. Включая незыблемую уверенность в том, что она делала все, что могла, и что это было правильно. Ошибками оказались совсем другие вещи. И даже земля изменила ей, уходя из-под ног, когда она поднялась из старенького потертого кресла в комнате, которую определила своей.
Мигрень ее добила. Пришлось лечь. И долго-долго смотреть на изрядно потрепанные и увядшие цветы в старенькой вазе, найденной в допотопном серванте. Странно это – оказаться один на один с собой, когда больше всего, выходит, боишься именно этого – быть одной. Сейчас даже смешно вспоминать, как она воевала за то, чтобы Богдан оставил ее в покое, за то, что ей нужно время, за то, что она хочет разобраться в себе.
Разобралась.
Снова негромко рассмеялась и вдруг подумала, как по-идиотски, должно быть, выглядит в Бодькиных глазах. Ведь до сих пор еще до конца не осознала. И неизвестно, когда осознает. У них общий сын. Андрей – их общий сын. Подумать только, господи!
Интересно, он сам-то хоть понимает или все еще далек от того, чтобы охватить то большое, просто огромное, что из себя представляет новый фрагмент этого мира, открывающий его совсем с новой стороны? Юля и сама не знала, как подступиться. Под каким углом смотреть, с которого можно прикоснуться. У них общий сын. Они оба недооценили того, как может подшутить над ними, заигравшимися, жизнь.
И все же, получив на руки результат, поставивший хоть какую-то окончательную точку, она почувствовала некоторое облегчение. Похрен, что будет завтра. Похрен, что никакую голову ни в какой песок она совать не собирается – та слишком болит, чтобы эдак с ней непочтительно. Похрен даже то, что ее готова или потенциально готова пришибить куча мужиков из ее окружения. У них с Богданом – общий сын!!! И черт его знает, как это получилось. Сейчас она об этом думать не способна совсем.
Следующим, что сделала Юлька, это переслала Женьке письмо из клиники с результатами теста и добавила от себя: «Можешь сказать Роману, если Богдан еще не обрадовал».
А потом отрубилась, пока в очередной раз ее не разбудил Андрей, шумно удивлявшийся, как это так – мама заснула раньше, чем уложила его. Пришлось исправляться. Вести себя нормально. Обыкновенно. В то время как хотелось обхватить мелкого обеими руками, прижать к себе и вообще не отпускать никуда и никогда – потому что завтра наступит неизбежно, и ей придется решать, как жить.
«Завтра» настигло ее в действительности уже в тот же вечер. Ожидаемым, но неожиданным. В одиннадцать подбросило на месте. Андрюшка спал у нее под боком – вторую ночь не хотел ложиться отдельно, да она и не смогла сама отлепиться от него. Пока они заново привыкнут, что теперь самостоятельные и совсем в другом месте.
