И не удержалась, чтобы не проронить по-русски сакраментальное «Стерпится – слюбится».
– Na ja, selbstverständlich, – согласился он как ни в чем не бывало и тоже легко перешел с языка на язык: – Estoy completamente de acuerdo.
Его испанский выговор звучал чуть похуже немецкого, но тоже вполне ничего.
– Киокьо чуай лалло ньюллио фи! – ввернула я поговорку на алечуанском, которая значит «радость приносит только точное знание».
– Ньюллио лалло куа кешшану ва эйе, – немедленно возразил он, то есть: «Точное знание возможно лишь в математике».
Я замялась, подыскивая достаточно остроумный ответ.
– Хорошо. Предварительный тест вы сдали, – прекратил он эту дуэль полиглотов, перейдя на обычную космолингву.
– Я вообще-то сдавала тесты при поступлении, – напомнила я.
– Этот был на реакцию и на фонетику.
– А провалила бы – выгнали бы?
– Вы хотите быть выгнанной?
Тон, которым он это спросил, мне совсем не понравился. Не хватало еще начинать учебу с конфликта.
– Извините, магистр Джеджидд. Разумеется, не хочу. Я добиралась до Тиатары в транскамере. Это, знаете ли, удовольствие среднее.
– Знаю.
Ах да, он ведь недавно летал на Орифию, а потом с Арпадана на Тиатару.
– Сядьте, Юлия, – приказал он таким повелительным тоном, что я на автопилоте приземлилась на стул, едва успев прикрыть ладошкой дыру на штанине. Руки, конечно, тоже в пыли. И башка разлохматилась. Хороша! А и ладно, я же не красоваться пришла. И вряд ли этот неприветливый хмырь разбирается в дамских нарядах. Сам-то он облачен в балахон болотного цвета без малейших претензий на элегантность.
– Надеюсь, с уставом Колледжа вы уже познакомились? – осведомился магистр Джеджидд.
– Простите, нет ещё. Не успела.
– Сделайте это безотлагательно. Очень странно поступать в заведение, правил которого вы не знаете.
– Надеюсь, неуспевающих тут не жарят на углях? Остальное не страшно! – сострила я.
– Неуспевающих отчисляют. И я обязан следить, чтобы вас в этом списке не было.
Похоже, к шуткам он совершенно не расположен.
– А что еще вы обязаны?
– Прочитайте контракт.
Контракт оказался распечатан на настоящей бумаге. И подписан как моими родителями, так и магистром Джеджиддом. Подписи папы и мамы, правда, были электронными, но печати Колледжа – подлинными.
Согласно контракту, опекун обязан заботиться о моем здоровье, успехах и благополучии до моего совершеннолетия. Он всецело отвечает за меня, и стало быть, я должна согласовывать с ним свои дальние передвижения, свои крупные траты и все вопросы, касающиеся проблем успеваемости, конфликтов с соучениками, преподавателями и местными жителями, а также моей физической неприкосновенности.
– Вам понятно содержание документа? – спросил он как судья, оглашающий приговор преступнику.
– Да. Вообще ничего нельзя! – грустно хмыкнула я.
– Отчего же. Многое можно. В пределах кампуса – едва ли не всё. Однодневные экскурсии тоже позволены, но лучше сообщать, куда вы направляетесь, особенно на первых порах. Вряд ли в обитаемой зоне планеты вам угрожают опасности, но бывают несчастные случаи. В бурю любые перемещения категорически запрещены. На поездки с ночевками нужно непременное разрешение либо тьютора, либо мое. Это ясно?
– Ясно, магистр.
– В вашем ведении будут карманные деньги, дабы вы не донимали меня пустяками вроде сладостей и не знаю чего, что еще любят юные девушки. Когда будет нужно приобрести дорогостоящую вещь, обращайтесь ко мне.
