– Благодарю, – понимающе кивнула Наталья.
– Вот здесь, – Женевьева открыла дверь в смежную комнату, – для вас уже приготовлена ванна. Там же найдете свежую смену белья.
– Спасибо, – в очередной раз поблагодарила Наталья домоправительницу и устало опустилась в кресло. – Я разберусь.
Айстофель лег рядом на ковер, пристроив морду между передними лапами и внимательно глядя на Наталью.
– Ты тоже знал месье Штефана? – спросила она его, с трудом заставив себя улыбнуться.
– Да, Айстофель знал месье Штефана, – ответила за собаку Женевьева, и Наталья поняла, что ее догадка оказалась верной: пес прибыл сюда вместе с Маренн и Джилл из Берлина. – Вы пока располагайтесь, а я, если желаете, принесу кофе.
Наталья согласно кивнула, и домоправительница направилась к двери. Однако у порога остановилась и с укоризной взглянула на собаку.
– Идем со мной, Айстофель, ты будешь мешать мадемуазель.
Пес и ухом не повел.
– Ничего, пусть останется. – Наталья наклонилась и погладила Айстофеля между ушами.
Он поднял голову и признательно лизнул ей руку.
– Как мадемуазель Натали? – спросила Маренн у Женевьевы, едва переступив порог дома. – Вы познакомились?
– Да, мадам, – кивнула экономка. – Очень милая девушка. Меня только одно смущает… – Она понизила голос: – Вы сказали, что наша гостья – подруга месье Штефана, но ведь она явно иностранка!
– Да, она русская, – подтвердила Маренн, передавая экономке манто.
– Я и сама до сих пор удивляюсь этому факту, Женевьева, – добавила Джилл.
– Тем не менее я прошу вас обеих ни о чем пока Натали не расспрашивать, – объявила о своем желании Маренн, направляясь в гостиную. – И никому о ней ничего пока не говорить, особенно о ее… дружбе с месье Штефаном. Знаю, что моя просьба наверяка излишня, вы и так всё понимаете, но, как говорится, на всякий случай…
– Хорошо, мама, конечно.
– Да, мадам.
– Ты сейчас пойдешь к себе? – повернулась Маренн к Джилл.
– Да, мама, мне надо переодеться.
– Прикажете подавать обед?
– Да, думаю, пора, Женевьева. И не забудьте приплюсовать еще одну персону, – улыбнулась Маренн домоправительнице.
– Я помню, мадам. Кстати, я отнесла мадемуазель кофе, но она к нему так и не притронулась.
– Возможно, это и к лучшему. И еще, Женевьева, возьмите вот это, – Маренн достала из сумочки и протянула домоправительнице рамку с фотографией Штефана, которую ей передала в клинике Наталья. – Поменяйте стекло и поставьте на комод в моей спальне.
– Все будет исполнено, мадам. – Взяв фотографию, Женевьева несколько мгновений молча смотрела на нее, а потом тихо всхлипнула и вышла.
Мать с дочерью поднялись по лестнице на второй этаж. Джилл сразу прошла к себе, а Маренн остановилась у дверей бывшей комнаты Штефана и прислушалась: внутри царила тишина. Она постучала, но ответа не последовало. Тогда Маренн тихонько толкнула дверь, и та приоткрылась. Айстофель тотчас вскочил и приветственно замахал хвостом. «Тс-с!» – Маренн прижала палец к губам, и собака снова улеглась на ковер.
Наталья спала на диване, сжимая в руках рамку с детской фотографией Штефана. На столе, в золоченой чашке на подносе, стоял остывший кофе.
Маренн бесшумно приблизилась и осторожно присела на край дивана. Айстофель снова поднялся и подошел к ней. Женщина потрепала его по жесткой шерсти на загривке и, наклонившись к уху, шепнула: «Не шуми». Собака послушно уселась у ног хозяйки, с любопытством склонив голову набок.
