– И как ты, Даффи? – спросил он, вежливо чмокнув ее. Даффи была красива и фигуриста, словно график динамики продаж, но чуть моложе, чем ему нравилось.
– А вы, мистер Рейх? – Она смерила его странным взглядом. – Однажды найму какого-нибудь эспера, специалиста по одиноким сердцам, чтобы истолковал для меня ваш поцелуй. Мне по-прежнему кажется, что спрашиваете вы не о бизнесе.
– Нет.
– Вот негодяй.
– Даффи, мужчина должен блюсти честь смолоду. Целуешь девушек без разбору – в богачах не задержишься.
– Вы же меня целуете.
– Только потому, что ты совсем как та девушка с кредитки.
– Пип, – сказала она.
– Поп, – сказал он.
– Бим, – сказала она.
– Бам, – сказал он.
– Прибила бы на месте того, кто это сочинил, – сказала Даффи мрачно. – Ладно, красавчик, что у вас за печаль?
– Азартные игры, – ответил Рейх. – Эллери Уэст, заведующий моим клубом для персонала, жалуется на азартные игры в «Монархе». Говорит, народ к ним слишком пристрастился. Если честно, мне без разницы.
– Должник побоится просить повышения.
– Вы умны не по годам, юная леди.
– Значит, тебе что-нибудь против азартных игр?
– Что-нибудь в этом роде. Прилипчивое, но не слишком очевидное. Не типичный пропагандистский мотив, а, так сказать, с замедленным высвобождением. Я бы хотел добиться более-менее бессознательного психокондиционирования.
Даффи кивала, делая быстрые пометки.
– И пускай эту песенку будет приятно послушать. Бог знает, сколько народу передо мной пройдет, напевая, насвистывая и мурлыча ее себе под нос.
– Ах ты ж негодник. Все мои куплеты приятно послушать.
– По первому разу.
– За это с тебя еще тысяча.
Рейх рассмеялся.
– Если уж мы о монотонности говорим… – продолжил он без паузы.
– Мы не говорили.
– Какая была самая прилипчивая из твоих работ?
– Прилипчивая?
– Ты понимаешь. Вроде тех рекламных куплетов, которые так и лезут в башку.
– А, это. Мы их называем пепси.
– Почему?
– Не в курсе. Говорят, первым придумал их сочинять какой-то Пепси, еще несколько веков назад. Я на это не ведусь. Я однажды такой сочинила… – Даффи поморщилась. – Мне до сих пор вспоминать противно. У тебя на месяц в голове застрянет. Меня год донимало.
– Преувеличиваешь.
– Репутацией клянусь, мистер Рейх. Песенка называлась Тень, сэр, сказал Тензор. Я ее сочинила для провального шоу про безумного математика. Мне заказали как можно более раздражающий мотивчик. Они свое получили. Зрителей он так бесил, что пришлось прикрыть передачу. Целое состояние потеряли.
– Хочу послушать.
– Я не могу с тобой так обойтись.
– Давай-давай, Даффи. Мне неподдельно интересно.
– Пожалеешь.
– Не верю.
– Ну ладно, свинтус, – сказала девушка и подтянула к себе клавиатуру. – Это тебе за тот неискренний поцелуй.
Пальцы и ладонь Даффи грациозно заскользили по панели. Комнату наполнила абсолютно монотонная, невероятно банальная и незабываемая мелодия. Квинтэссенция всех когда-либо слышанных Рейхом мелодических клише. Какую мелодию ни пытайся припомнить, а все они с неизбежностью сводились к Тень, сэр, сказал Тензор. Потом Даффи запела:
Восемь, сэр; семь, сэр;
Шесть, сэр; пять, сэр;
Четыре, сэр; три, сэр;
Два, сэр; раз!
Тень, сэр, сказал Тензор,
Тень, сэр, сказал Тензор.
Натяженье, предвкушенье,
Треволненье – просто класс!
– Боже мой! – воскликнул Рейх.
– Я над этим мотивчиком как следует потрудилась. – Даффи продолжала играть. – Заметили этот такт после слова раз? Это полукаденция. Потом еще один, после
