Тигран Великий - страница 31

Меружан замолк и пристально посмотрел на меня.

– Ну как, Соломон? Уже привыкаешь к дворцовой жизни? Я узнал, что царь тебе дал второе имя. Оно означает – приносящий счастье. Соломон Бахтеци! Звучит впечатляюще! Поздравляю!

– Ты знаешь, Меружан, за короткий срок со мной произошло столько событий, что я едва их успеваю переваривать, – ответил я со вздохом.

– Ну, если судьба так щедра к тебе, не стоит на неё обижаться. Держи её крепко в руках, – произнёс Меружан и добавил, – шут этот собачий тебя не очень достаёт?

– Нет, вообще-то.

– Тогда всё в порядке. Знай, Шанпоч здесь не просто шут. Он – глаза и уши царя, – тихо произнёс Меружан.

– Это я уже понял, – ответил я.

Мы вдвоём подошли к царю, который, полулежа, ворковал с Грацией.

– Я тоже не пришёл с пустыми руками, Мецн, – обратился к нему Меружан.

– Да? И что же ты принёс? – спросил царь, продолжая восхищаться своей новой фавориткой.

– Не что, а кого, – поправил Меружан.

– Ну и кого же?

– Римского центуриона.

– Центуриона? Где же ты его нашёл?

– А в том же Тире. Там сейчас кого хочешь сыщешь.

– А ну, рассказывай, – заинтересовался царь.

– Его отчислили из легиона из-за плохого зрения. Дальше десяти шагов ничего не видит. Некоторое время ему удавалось это скрывать, но, в конце концов, вышестоящие догадались, и он был изгнан из армии. Сам он, кроме как воевать, больше ничего не умеет. Вот и остался без средств к существованию. Я его случайно встретил, когда он побирался возле портового трактира среди прочего обездоленного люда.

– А может, он римский лазутчик? – засомневался царь.

– Не думаю. Больно всё натурально выглядело. Мой нюх меня не подводит, – произнёс самодовольно Меружан.

– Ну, смотри у меня. А то, знаешь, как говорят в народе, – хитрая лиса четырьмя лапами в капкан попадает.

– Ладно-ладно, лиса, – засмеялся Меружан, – вели ему зайти сюда.

– Пусть заходит, – приказал царь.

В трапезной появился ладно сложённый голубоглазый мужчина лет тридцати с правильными чертами лица. Его вьющиеся светлые волосы были аккуратно подстрижены, а лицо – гладко выбрито. Он выглядел несколько взволнованным и без конца щурил глаза.

– Как зовут тебя? – спросил царь.

– Юлиан, – ответил тот.

– А кличка есть? – осведомился Тигран, зная, что римляне, помимо основного имени, ещё имеют прозвища.

– Есть – Петроний.

– Откуда ты родом?

– Из Далмации.

– Это там, где добывают отменный мрамор?

– Ты прав, повелитель.

– Ответь мне, Юлиан Петроний, в каком ранге ты служил в римской армии?

– Я был центурионом второго копья в третьей когорте седьмого легиона, – ответил римлянин.

Судя по довольному выражению царя, я понял, что Мецна удовлетворил ответ, однако он вновь спросил более серьёзным тоном:

– А теперь ответь мне, Юлиан, только честно! Почему ты пошёл служить к нам? То, что тебя выгнали из армии – это я уже слышал. Но ты мог вернуться в Рим и попробовать себя на мирном поприще.

– В Риме никто не ждёт меня. Я одинок. Легионерам запрещено создавать семьи. Умею я только одно – воевать. Война – моя стихия. Обучаться в мои годы мирному ремеслу нет ни желания, ни возможности.

– Я слышу в твоих словах затаённую обиду. Думаю, ты перешёл на нашу сторону, желая отомстить своим прежним хозяевам. Так знай же, месть и обида – плохие советчики. Такому человеку я никогда не буду доверять.

– Ты прав, повелитель. Обида есть, но не она руководит мною, а любовь к военному искусству. В нём – моё призвание. Лишить меня оружия – значит лишить жизни, и посему очень прошу принять к себе на службу.