Ладно, хватит исторических экскурсов. Как и почему так получилось, понятия не имею, но наш Котяра ел только рыбу. Московские гурманы иногда вылавливали на рыбных прилавках свежего карпа и прочие вкусности вроде корюшки, а Котяра предпочитал замороженное филе трески исландского производства.
Ныне могут сказать: «Ишь, какой ваш Котяра, зазнался, импорт ему подавай!» Опять же, как житель той эпохи, свидетельствую: верно, дефицит наблюдался на рыбных прилавках, и когда, к примеру, выбрасывали селедку, те, кто лез без очереди, получали по орде, но, на Котярино счастье, этот исландский экспорт, лежащий брусками в белой бумажной упаковке с красными заграничными буквами, москвичи дружно игнорировали. Похоже, в гробу они его видали.
Итак, на чем мы остановились? На том, что 31 августа 72-го года я, не останавливаясь, бегу в продмаг, ожидая лицезреть жуткое зрелище: исчезло с верхних полок Котярино тресковое филе – растаяло оно за два месяца жары или москвичи его раскупили, чтоб хоть как-то охлаждать свои квартиры. Прибежал. Уф! Слава богу, устояла советская власть, и заграничные бруски в белой бумажной упаковке с красными исландскими буквами скучают на прежнем месте.
Отоварился, успокоился и подумал, что теперь я с чистой совестью имею право на некое баловство, а именно на три бутылки пива, которые засуну в морозилку и к моему ужину…
Разогнался и затормозил перед винным прилавком. Продавщица зевала.
– Мне, пожалуйста, три бутылки пива, жигулевского или рижского, – попросил я очень вежливо.
Продавщица захлопнула рот и выпучила на меня глаза. Два алкаша, явно поджидавшие третьего, чтоб скинуться на пол-литра, ойкнули: «Во дает!», а потом громко захохотали. На звуки такого веселья потянулись шляющиеся около полупустых прилавков граждане с авоськами: дескать, неужели выкинули сосиски? Словом, собралось некое сообщество, которое, глядя на меня, перешептывалось и пересмеивалось. Я, стараясь, как можно спокойнее спросил:
– Ребята, вы меня за фокусника принимаете?
Друг, а ты не сердись, – миролюбиво ответил один из алкашей, – в Москве два месяца как нет пива, ни капли. И тут ты как с неба свалился. Мол, гоните ему три бутылки. Цирк, да и только.
Зимой Алке исполнилось четырнадцать лет, и она старалась, при любом удобном случае, улизнуть из дома в компанию своих сверстников. Котяра очень обижался, и в конце концов мы с ним написали письмо: «Аля, зачем нас тогда завели, если никто с нами не играет и даже не рассказывает, что происходит в школе?» – и подписались: «Котяра, папа».
Следующим летом мы сняли дачу в подмосковном академическом поселке Абрамцево, который по указанию тов. Сталина был построен пленными немцами (а значит, отличного качества). И каждый академик имел там кроме дачи еще приусадебный участок с гектар. Нам сдала полдачи вдова академика-металлурга, как нам шепнули, его бывшая домработница, которая выкорчевала деревья и превратила свое персональное га в процветающее огородное хозяйство. Впрочем, об академиках (которых осталось уже мало), об их вдовах (которые никуда не делись), об академическом потомстве (которого, к великой радости Алки, хватало), о писателях, которые давно уже проводили лето в Абрамцеве: прозаики Юрий Казаков, Георгий Семенов, сатирик, один из авторов знаменитого мультфильма «Ну, погоди!» Аркадий Хайт, драматург, основатель и редактор телевизионного «Ералаша» Александр Хмелик, – короче, о том, кем и чем было интересно академическое Абрамцево, мы говорить не будем, и не из вредности, а потому что обещали другое – рассказывать только о хвостатых и полосатых.
