Как только служба подошла к концу, перекрестился народ да потянулся кто к отцу Тихомиру, чтобы перекинуться с ним парой слов, а кто и на выход. Улица встретила последних трескучим морозцем и небольшим снегопадом, который шёл всю ночь и к утру так и не прекратился.
Настасья с родными спустилась вниз по деревянным, запорошенным снегом ступеням и глубоко вдохнула, оказавшись на свежем воздухе. От запаха ладана у неё разболелась голова, да и проповеди отца Тихомира она, если честно, не больно-то и любила. Но приходилось их посещать, иначе разговоров опосля не оберёшься. А Настасья не хотела, чтобы деревенские о ней судачили, как о Леське, дочке Всеволода, которая в церкви отродясь не бывала. Хотя порой Настасья даже завидовала ей, но в жизни бы не созналась в том.
Тем временем Никита прошёл чуть вперёд от них и остановился, встретив на своём пути бабку Апраксию. Та снова завела вчерашний разговор, начатый ею в кузне.
Настасье не терпелось догнать кузнеца, да, как назло, с отцом, деревенским старостой, так и норовил кто-нибудь заговорить. Только от них отошёл мельник, усатый и болтливый Колояр, как откуда ни возьмись появилась бабка Гайтанка. Ох, и досужая она была старуха, прямо до оскомины! Настасья насупилась, надула и без того пухлые губы, понимая, что эта сплетница не отвяжется просто так, пока не расспросит всё о житии-бытии деревенских, и придётся стоять у порога церкви чёрт знает сколько времени.
— Добрыня! — протарахтела бабка Гайтанка. Её серый платок, завязанный на узел под подбородком, присыпало снегом. — Добрыня! А Лепа-то нынче где? Отродясь службу не пропускала, а сегодня не было её. Не случилось ли чего? Вы ж соседи, может, знаешь, куда подевалась старая?
Гайтанка спросила, а сама покосилась на Добрыню своим хоть и старческим, почти выцветшим, но таким любопытным взглядом.
— Не видал я Лепу сегодня, — ответил староста. — Может, занемогла?
— Так нету её дома! — воскликнула Гайтанка, с прищуром глядя на Добрыню. — Я заходила к ней перед тем, как в церковь идти. Думала, может, спит она, а то мы вчера допоздна с ней засиделись, и от меня она выходила уже затемно.
— Хм… — задумался Добрыня.
И впрямь, странное дело. Обычно никто не пропускал воскресную службу без уважительной причины. Тем более бабка Лепа. Та набожная, ужас какая! — Я зайду к ней, узнаю.
— О! Эт ты правильно говоришь, Добрынюшка! — обрадовалась Гайтанка.
Настасья же сделала шаг в сторону, собираясь идти дальше, но не тут-то было.
— Добрыня, так и Всеволода тоже не было в церкви, — будто невзначай добавила Гайтанка, да так громко, что кое-кто из деревенских стал прислушиваться к их разговору. — Да и дочки его тоже. Негоже это в церковь не ходить, да ещё и в такой день. Может, слухи-то и не врут...
— Ты, Гайтанка, не наговаривай на людей! — упрекнул её староста и бросил на старуху серьёзный взгляд карих глаз. — Чего доброго услышит кто твои речи, да и подхватит их, и понесётся! Народ у нас суеверный, сама знаешь. Не первый год в деревне живёшь.
Кузнец, стоявший на расстоянии нескольких шагов, застыл, и плечи его, обтянутые добротным тулупом, напряглись. Ему было слышно каждое слово из их разговора.
— Да что ты, Добрынюшка. — Гайтанка перекрестилась. — Да я же это так сказала, не со зла...
— Вот и не болтай! А Всеволод болеет, потому и не было его в церкви.
Гайтанка снова заговорила, но Настасья уже не слушала её. Девичий взгляд был устремлён вперёд, и, недовольно поджав губы, она наблюдала за тем, как Никита, распрощавшись с бабкой Апраксией, удаляется от них.
