Андертон остановилась около большой карты Ванкувера на стене. С каждой стороны от карты висело по три фотографии – Изабеллы Собек, Алисии Кирчнер, Лианы Хэмонд. Фотографии слева были сделаны в счастливый период их жизни – на них женщины улыбались или смеялись, и ничто не предвещало скорого конца. Фотографии справа были сделаны на месте преступления, на них были обезображенные тела. Места убийств были обозначены на карте города красными крестами. Андертон взяла красный маркер и заключила их в один большой круг. Круг примерно соответствовал тому, что Уинтер уже нарисовал у себя в голове.
– Вот его рабочий район, – сказала она. – Он действует только в своей зоне комфорта.
– И здесь же он живет, – добавил Уинтер. – Комфорт прежде всего определяется местом, которое считаешь домом.
– Вы знаете, сколько людей живут в этом районе?
Уинтер покачал головой.
– Почти сто тысяч.
– Значит, будем обходить дома.
– Знаете, сколько в этом районе домов?
– А кто сказал, что будет просто.
Андертон подошла к окну и выглянула на улицу. Было почти девять часов, и солнце уже почти зашло. Горизонт окрасился в оранжевый цвет, в городе зажглись огни.
– Знаете, этот люкс больше, чем вся моя квартира.
– Не преувеличивайте, – засмеялся Уинтер.
– Если бы. У меня в квартире две спальни, одна из которых размером со шкаф, а гостиная – с ваш санузел. Я купила ее двадцать восемь лет назад, еще до замужества. Тогда у меня хватило денег только на нее. Сейчас я могла бы купить квартиру побольше, но зачем? В моей есть все, что мне нужно: спальное место, рабочее место и где приготовить обед. Наверное, я никогда не проводила много времени дома.
– Я тоже. Раз попробовал, но как-то не пошло. Когда я работал в Куантико, у меня был дом в Вирджинии. Вернее, у меня и сейчас есть дом в Вирджинии.
– Но вы там не живете?
– Я там не был много лет. Нужно продать его. Сам не знаю, почему до сих пор этого не сделал.
– У Собека тоже дом, в котором он, по сути, и не живет.
– Да, но, по крайней мере, моя кухня не выглядит, как Бейрут после бомбардировки. И почему вы решили сравнить нас?
– Снова вспомнила про хороших психопатов. А вы сколько баллов набрали по опроснику Хейра?
Уинтер улыбнулся и ничего не ответил.
– Больше или меньше Собека?
– А почему вы спрашиваете? Это собеседование в Гуантанамо?
– Нет, Уинтер, это просто разговор. Вы когда-нибудь были женаты?
– Вы что, шутите? Кому же я такой нужен?
Андертон критически осмотрела его сверху донизу.
– Постричься, побриться, переодеться – и вы будете выглядеть практически презентабельно. Может, придется где-то сгладить углы. Начать с этой вашей педантичности. Она очень раздражает, – засмеялась Андертон, но скоро снова посерьезнела. – Фримен честно играть не будет. В лицо он улыбается, но потом вонзает нож в спину. Так вот запросто он информацию не передаст.
– Я и не ожидаю, но даже мелочи помогают. Важно то, что мы наладили общение с человеком, который – в теории – знает о ходе следствия все. Этакий кладезь информации. Но он не единственный источник, который у нас есть в полиции, так?
– На что вы намекаете?
– Что вы сразу выпускаете иголки? Это всего лишь вопрос. Люди в ходе беседы обычно задают друг другу вопросы.
Андертон посмотрела на него, но ничего не сказала.
– Вы были ведущим следователем полиции Ванкувера, пока вас не убрали. Конечно, вы нажили врагов, иначе Фримен сейчас не занимал бы ваше место. Но, я уверен, у вас осталось там немало друзей, с кем вы до сих пор поддерживаете отношения, обсуждаете погоду, вчерашний матч и, возможно, какие-то новые повороты в деле.
