Я сидела на земле, прислонившись спиной к кирпичной стене, скрытая от чужих глаз тёплой летней ночью. Я не в силах была даже заставить себя поспать, хотя от усталости веки отказывались подниматься.
Однако мозг неустанно работал. Сердце ныло от нестерпимой боли. Впервые в жизни я не знала, что делать. Не могла принять решение. Чувствовала беспомощность и разбитость.
В то далёкое время, когда были живы мама и бабушка, я жила беззаботно и счастливо, даже не осознавая этого. Какая бы сложность не возникла на пути, я могла всегда рассчитывать на их совет и помощь.
Мудрая, доброжелательная и сверхразумная женщина, прекрасная в любом возрасте и при любых обстоятельствах – именно такой была бабушка, Оливия Жаксон. А её дочь – Линда Жаксон, которая вскоре стала Мессарош, являлась её точной копией.
Сейчас они далеко. Там, где не получают письма и не отвечают на звонки. Они оставили меня в этом мире. Одну.
Земля притягивала. Я поддалась. Легла на ещё не остывшую от летнего солнца траву и раскинула руки. Плевать, что на мне белая форма врача, а в волосах непременно запутаются листья. Возможно, даже заболею. Всё равно. Хуже быть уже не может.
Звёздное небо беззаботно мерцало, доказывая, что всё переменчиво, кроме него. Небо и звёзды будут всегда, а вот мы – мимолётны.
* * *
Солнце уже взобралось высоко и старательно сушило землю. Пыль неустанно летала в воздухе. Она находила себе место на листьях деревьев, на стенах домов, на вспотевшей коже людей.
Я прибыла в штаб по приказу подполковника Строда. Тень от здания, где решались стратегии ближнего фронта, даже не пыталась облегчить эту жару.
Ловя собственное отражение в оконных стёклах коридора, по которому шла к кабинету подполковника, я ужасалась. Очередная бессонная ночь легла тенью под глазами. Кожа на лице приобрела сероватый оттенок, а щёки ещё сильнее впали.
Приход нового дня не помог восстановиться, и мозг продолжал лихорадочно перебирать мысли, словно паук, который запутался в собственной паутине.
– Доктор Мессарош, почему пленник ещё не бодрствует? – грозно сдвинул брови офицер.
Этот человек не воспринимал всерьёз труд других людей. Он полагал, что всем слишком легко живётся и легко работается. Только он достигает результата тяжёлыми испытаниями.
– Потому что пациент постоянно подвергается новым избиениям, – прямо ответила я.
Тот ещё сильнее сдвинул брови:
– Как это?!
– У него расходятся швы, и снова и снова открывается кровотечение. Появились новые гематомы. Подозреваю, что его бьют, пока он не может сопротивляться.
– Чёрт возьми! – пробурчал Строд. – Ладно, я разберусь. Спасибо за работу, дочка! Ступай.
Я вышла на улицу и глубоко вдохнула смрадный, пыльный воздух. Вокруг мельтешил народ, ожидая прибытия грузовиков с ранеными, которых скоро привезёт военно-санитарный поезд.
В кармане форменных брюк лежал клочок бумаги. Я коснулась его. Он обжёг кожу. Но я сильнее сжала его и задышала чаще. На нём записаны будущие действия, которые я планировала всю ночь. И первый шаг только что сделан.
Вход в подземное здание госпиталя маячил впереди. Я быстро направилась к нему. Старалась вести себя как обычно, но каждый раз, когда встречалась глазами с людьми, казалось, что мои мысли не скрыты для них.
Однако страх куда-то подевался. Ему на смену пришло смирение. Я уже была готова к тому, что скоро буду висеть на ближайшем столбе с позорной табличкой на шее и мёртвыми глазами. Зато буду знать, что сделала всё, чтобы спасти брата.
