Тихоня для босса. (Не) фиктивная беременность - страница 8

– Понятно, – цежу, чувствуя, как впервые зарождается внутри меня ненависть к человеку. – Я в туалет хочу, даете разрешение?

– Уборная в твоем распоряжении, – Евсей машет куда-то в сторону, но не спешит меня отпускать. Кожу начинает покалывать от касания чуть шершавых подушечек пальцев, а внутри разгорается пожар. Страх из-за собственной дерзости, ожидание последствий и злость на Зарецкого, возомнившего себя всемогущим – вот мое топливо. Наконец, миллиардеру надоедает давить на меня. Он выпрямляется, отходит к окну и сосредотачивается на пейзаже за ним. Я не теряю времени. Бросаюсь в сторону, которую совсем недавно указал Евсей, и тыкаюсь беспомощно, пытаясь отыскать дверь. А когда обнаруживаю неприметную ручку, давлю на нее и скрываюсь в просторной комнате.

Тут обнаруживается и душ, и большая раковина с гигиеническими принадлежностями, и, собственно, сам унитаз. Вот только Зарецкому я соврала и никаких естественных позывов не испытываю. Медленно и шумно выпускаю воздух из легких, открываю кран, пуская холодную воду и сбрызгиваю щеки. Хочется умыться целиком, чтобы хоть как-то очиститься от происходящего, но тушь, зачем-то нанесенная с утра на ресницы, мешает.

Возвращаться не спешу. Хоть и понимаю, что отделаться от Евсея Зарецкого в ближайшее время не удастся. Теперь я полностью в его власти, словно только что не компанию от него в дар получила, а добровольно отдалась в рабство. Получится ли из него выбраться без потерь – вот вопрос. Один год – срок немалый…

Удар в дверь и громкий голос миллиардера не дают окончательно скатиться в беспомощность и уныние.

– Дарья, поехали! Все готово, будем перевозить твою бабушку в частный медицинский центр. Там лучшие кардиохирурги и программа послеоперационной реабилитации.

– В принципе мои люди могут и без тебя обойтись, но думаю, пожилой женщине будет спокойнее, если ты сама обо всем расскажешь, – давлю на девчонку, которая прячется от меня в моей же уборной и трусливо не торопится покидать замкнутое помещение.

Сам не понимаю, почему этот факт так сильно меня раздражает, если учесть, что я вообще предпочитаю работать в одиночестве и тишине, чтобы ничто постороннее не отвлекало. Но вот гарант своего спокойствия и благополучия, как выяснилось, предпочитаю держать на виду. Честность, отпечатанная на лице и доказанная поступком, конечно, хорошо, а личный контроль – еще лучше. В той среде, в которой приходится вращаться, как-то быстро отучаешься доверять.

Вышедшая Дарья награждает меня едким взглядом. В нем смесь из раздражения, неприязни, надежды и благодарности. Убойный коктейль в сочетании с пронзительными, широко распахнутыми глазами. Так и тянет запихнуть девочку себе за спину и укрыть ото всех бед. Вот только мне совершенно незачем делать это. Каждый человек должен повзрослеть, закалиться и сделаться сильным. А уж как это будет происходить, решать только судьбе, и не мне ей перечить.

От собственной внезапной мягкости коробит. Поэтому бросаю резче, чем стоит:

– Шевелись!

Вижу, как вспыхивает очередной враждебный огонек и ловлю себя на дикой мысли, что мне нравится выбивать эту тихоню из проторенной колеи. Наблюдать за тем, как хорошую девочку обуревают совсем не хорошие чувства. И все-таки Дарья сдерживается.

Всю дорогу до больницы проводим в молчании. Я раскрываю ноутбук и погружаюсь в работу настолько глубоко, что даже не замечаю, чем занимается сидящая по правую руку девчонка. В отделении сперва решаю вопросы с бабушкой Дарьи, затем, пока они объясняются, собирают вещи и готовятся к переезду, заглядываю к своей. Алевтина Федоровна благосклонно кивает и дозволяет войти. Даже в обычной бесплатной палате на четверых моя бабушка смотрится императрицей. Царственная осанка, мудрый и даже слегка покровительственный взгляд, прекрасные манеры.