Мы убегаем в леса и на болота, ничего не сказав напоследок ни со-родичам, ни друг другу, каждый из нас превращается в летящее копье, которое знает лишь одно: свою цель, и он должен найти эту цель во что бы то ни стало.
Я несусь вперед среди сочных папоротников и мягколистых деревьев, прыгаю через ямки и ручейки, краем глаза слежу, как исчезают среди деревьев другие будущие воины. Вскоре пропадает из виду последний из них, теперь мы не мешаем друг другу, и я должен что есть сил бежать на юго-восток, чтобы сегодня выгадать время. Тогда к вечеру я выйду на тропы, где в эту пору можно встретить семейства агонгов, и с самого утра буду наблюдать их повадки, прикидывать, как можно отделить от семейства одного из зверей, чтобы сразиться с ним один на один.
И на кой мне понадобилось убить именно агонга, да еще мечом? Мало, что ли, в Озёрном крае других зверей? Да, конечно, у меня и у других со-родичей особые счёты к этим тварям, но разве моему семейству станет хорошо, если агонг и меня загрызёт?
И я не имею представления, как Джа’кейрус собирается убить двоих агонгов. Если он действительно может это сделать, значит, он лучший воин, чем я или кто бы то ни было из всех, кого я знаю. Значит, умнее всего будет просто уступить ему Дар-Тэю, потому что он заслуживает её больше, чем я.
Но какой смысл вообще в этих состязаниях, если наше Древо поражено гнилью? Может быть, кто-то знает, как лечить её. Адития же откуда-то взяла все эти задумки про иголки и донного ревуна, значит, есть и другие. Быть может, нужно ходить к более дальним Древам и расспрашивать Старейших. А от того, что я буду бегать по лесу и нападать на зверей, самый главный вопрос никак не разрешится.
Я останавливаюсь и слушаю лес. Всё-таки я не понимаю, как Джа’кейрус собирается убить двоих агонгов. Без всяких «разве что».
Зато я понимаю, что не видел его среди древ-них, которые бежали по лесу на юго-восток, а вот что я видел – как Джа’кейрус отстал и, кажется, завернул ближе к болотам, хотя на болотах не водятся агонги.
Я стою, выравнивая дыхание, трогаю прохладный лист папоротника и слушаю, как вокруг заливаются трелями птицы-сверчалки. А потом разворачиваюсь и бегу в сторону болот. Я примерно помню, в каком месте свернул на тропу Джа’кейрус, значит, есть не более десятка направлений, в которых он мог умчаться неведомо как далеко. Если, конечно, это не путаница пути или ещё какая-нибудь его мерзкая хитрость.
Может быть, я попадусь на эту уловку, как глупая малышня, но мне нужно разобраться, что затеял этот древ-ний.
**
Я ищу Джа’кейруса долго, мне приходится обойти едва ли не все болотные тропы. Но в конце концов я нахожу его – не очень-то далеко от озёр, в месте, где болота сужаются и почти смыкаются с лесом, а за ними лежат пригорки и другие леса.
Джа’кейрус сидит на малом холмике, за спиной у него колчан со стрелами. Что-то или кто-то лежит у его ног, а сам он, напряжённый, собранный, внимательно вглядывается в леса и пригорки. Воздух вокруг звенит комарами и влажной гулкостью, где-то заливается сверчалка.
Я всё еще не понимаю, что задумал Джа’кейрус. Он подобрался к местам, где агонги и другие хищники подращивают детёнышей до того, как уйти в леса юго-запада. Эти места куда ближе к нашим озёрам, но нужно быть бесконечно тупым древ-ним, чтобы пытаться убить агонгов, которые растят свою малышню. Наоборот, лучшее, что можно делать в такое время – держаться от них подальше. Джа’кейрус – точно не тупой, но тогда что он делает здесь?
