Мне захотелось перекусить после часовой пробежки по храму, и я купил горячий пирожок с капустой у уличной торговки. Она отсчитала мне в ладонь горсть промасленных медяков сдачей на мой полтинник, и я, шагая, позвякивал теперь, как связка ключей. Я приближался к окраине города, которая приходилась как раз на начало моего микрорайона. Дальше простиралась пустошь, и совсем недалеко синел лес. Побродив пару часов по городским окраинам, я так и не нашел никого, кто сдавал бы угол внаем.
Я раскрыл чемоданчик и достал тетрадь с записями из архива и кое-какой полезной информацией. Мои предки жили в селе Зуйково в 20 верстах от города. Пешком идти не хотелось, и я нанял извозчика. Мы долго торговались, пока он не согласился на сорок копеек. Я, пряча улыбку, высыпал ему в треух так отягощавшую меня медь и запрыгнул в телегу. Мужик терпеливо пересчитал медяки, достал из-за пазухи ситцевый узелочек, развязал его, сложил туда свой новый заработок и спрятал обратно. Так же не спеша встряхнул вожжи, и пегая лошаденка, качнув головой, лениво потянула нас в осенне-зимнюю расхлябицу. Мужик был не из лихачей.
Глава шестая
Прадед
Мы ехали по разбитой проселочной дороге, глина вперемешку со снегом, казалось, не хотела расставаться с колесами и отрывала железо с ободов. Пару раз нам пришлось вынимать телегу из глубокой колеи. Навстречу не попадалось ни души, одни лишь испуганные сороки, хрипло треща, суетливо пролетали над головой. Заснеженные поля перемежались унылым редколесьем, и встречный ветер задувал за воротник.
– А что, к зазнобе едешь? – спросил меня, кашлянув, мужик.
– Да нет, отец, по делам, – ответил я и отвернулся, не желая продолжения разговора. Какая там зазноба, усмехнулся я про себя, но, одумавшись, продолжил:
– Насчет сапог я, шьем мы их, да сбыта нету.
– А ну, кажи, – и я снял с ноги запачканный сапог. – А что, добротно скроено, только кому они такие в деревне нужны?
– Так я и еду узнать кому.
Наконец, появилась первая деревенька. Несколько сирых домишек приткнулись у дороги, да длинный журавель с куском рельса на хвосте замер, покачивая пробитым ведром на ветру. Закопченные трубы жидко дымили в двух домах, остальные не проявляли никаких признаков жизни. И нигде даже не залаяла собака – мы проехали мимо, никем не замеченные. Меня поразило то, что облик деревни был почти таким же, как в конце двадцатого века. Казалось, будто я нахожусь в своем времени; неужели время остановилось в глубинке? Себя выдавали разве что крыши домов из дранки вместо шифера, да деревянное ведро на колодце взамен железного.Незаметно для извозчика, я сделал снимок его со спины на фоне деревни.
Повсюду уже виднелись следы запустения. Избы стояли сиротливо и молча, покосившись набок, дворы зарастали двухметровыми лопухами, дороги терялись в старых колеях, поля покрывались щетиной пырея. Наиболее активные, а может быть , наоборот, ленивые, заколотив ставни и двери, распродав все лишнее, навьючив телеги мешками с тряпьем и пожитками, целыми семьями снимались из неуютных и неперспективных деревень в города. Я вспомнил, что и мой прадед в 32-м, собрав все, что можно было собрать после ”раскулачивания”, уехал в город искать лучшей доли. Я бы очень хотел его сейчас встретить.
