– Я уже позвонил Ростиславу. Сейчас соберу вещи и сразу поеду к ним.
– Ну, зачем тебе этот переезд? Лёшка так скучает по тебе и только о тебе и говорит. Пацан и так настрадался. Четыре года ведь были в разлуке. Ну, неужели тебе его совсем не жалко?
– Я уже всё решил, и менять своего решения в угоду тебе, я… – Воропаев замолчал и резко остановившись, сорвался с места, заметив группу парней, избивающих кого-то ногами на детской площадке.
Раскидав злоумышленников в разные стороны, он опустился на колени возле сына, который лежал на земле. Осторожно подняв его на ноги, он вытер пальцами грязь с его лица и, достав носовой платок из кармана брюк, приложил к его разбитым губам.
– Лёша, что случилось? – он смотрел на него, не отрывая взгляда. – За что они тебя били?
Мальчишка вытер рукавом набежавшие на глаза слёзы и, шмыгнув носом, опустил голову.
– Сказали, что я здесь чужак и мне не жить в этом доме.
– А ты что, не мог им ответить, так как я тебя учил? Почему позволил просто избивать себя? Лёшка, да что с тобой? – он провёл пальцами по волосам сына. – Ты ведь раньше был совсем другим. Задиристым воякой. Куда всё это делось? – Александр вопросительно смотрел на Алексея.
Заметив, по-прежнему опущенную голову сына, Воропаев обхватил его одной рукой за шею и крепко прижал к себе.
Мальчишка уткнулся лицом в его рубашку и тихо заплакал.
Воропаев резко поднялся на ноги и, обняв его за плечи, стремительно направился к подъезду. Как только они оказались в прихожей, он отправил сына в ванную комнату умыть лицо и, посадив на диване, аккуратно обработал его раны и ссадины.
– Ой, ну хватит с ним возиться, как с маленьким. Смотреть противно! Пусть привыкает сносить тумаки и учится быть настоящим мужиком, – Елена опустилась с ними рядом и недовольно посмотрела на сына. – Чего сопли развесил? Иди в свою комнату, нам с отцом поговорить нужно.
Алексей поднялся на ноги и молча направился на выход из комнаты.
– Что ты сделала с нашим сыном? – обратился к ней Воропаев, едва мальчик покинул гостиную. – Куда делась его улыбка, задор? Что ты сделала с ребёнком за эти четыре года, пока вы были в Америке?
– Ничего я с ним не делала. Он такой замкнутый уже два года. Пыталась говорить с ним, но он только отмалчивается и уходит в другую комнату.
– Что значит уходит? Ты могла обратиться к психологу или просто разобраться сама, ведь он твой ребёнок, а ты с ним разговариваешь, словно надзиратель в колонии.
– Парню почти четырнадцать, и ты считаешь, что я должна его облизывать языком, словно телёнка? В его возрасте нормальные парни уже на девок засматриваются, а он шарахается от всего, как прокажённый. Он растёт, и многих вещей я как женщина ему не могу объяснить, потому что ему нужен отец, а ты намереваешься избавиться от нас, как от чего-то ненужного в своей жизни.
– Ты говоришь глупости. Я не собирался избавляться от сына, я всё равно бы виделся с ним регулярно. Я хотел, чтобы мы разъехались с тобой.
– Зачем? Тебе что тесно со мной под одной крышей? – она подошла к нему вплотную и присев рядом, нежно провела пальцами по его колену.
Воропаев перевёл свой взгляд на неё.
– Ты способна думать хоть о чём-нибудь ещё кроме постели? У тебя серьёзная проблема с сыном, а ты пытаешься флиртовать со мной, – он поднялся на ноги и, развернувшись, пошёл на выход из комнаты.
Постучав в спальню сына, и не дождавшись ответа, Александр распахнул дверь и прошёл в комнату, плотно прикрывая за собой дверь.
