Тирания экспертов. Экономисты, диктаторы и забытые права бедных - страница 12

Первый контакт с англоязычным миром возник у Хайека в 24 года, после того как в Вене он познакомился с Иеремией Дженксом, профессором Нью-Йоркского университета. Дженкс предложил Хайеку поработать в Америке в качестве научного ассистента. Пребывание Хайека в Нью-Йорке продлилось с марта 1923 года по май 1924 года и имело два важных последствия[17]. Во-первых, Хайек освоил английский язык; во-вторых, углубил свои познания в англоязычной экономической литературе. Последнее позволяло ему всегда быть в курсе мировых достижений в сфере экономики, первое – открывало доступ к международной аудитории, особенно в Соединенных Штатах и в Великобритании.

Вернувшись в Вену, Хайек окунулся в ее бурную интеллектуальную атмосферу. В Вене существовала одна из крупнейших еврейских общин Европы, и ее члены были широко представлены в научных кругах. Впоследствии Хайек писал: «трудно переоценить, сколь многим я обязан… знакомству… с еврейской интеллигенцией Вены… чей академический и общекультурный уровень далеко превосходил мои скромные личные достижения»[18].

В 1930-е годы партия австрийских нацистов развивалась по примеру немецких нацистов Гитлера (который и сам, как мы помним, был по происхождению австрийцем). Большинству австрийских евреев – друзей Хайека – пришлось отправиться в эмиграцию. Одним из первых эмигрантов стал его близкий друг Фриц Махлуп. В письме от 1 мая 1936 года Хайек писал Махлупу о Вене: «Быстрота интеллектуальной капитуляции и политического распада…потрясает»[19]. Сам Хайек к тому моменту нашел прибежище в Лондонской школе экономики, где ему предложили должность. С 1 марта 1933 года Хайек, еще мало кому известный 34-летний экономист, приступает к преподаванию в Лондонской школе экономики.

Месяцем ранее к власти в Германии пришел Гитлер. За день до того, как Хайек прочел первую лекцию в Лондонской школе экономики, Гитлер, в качестве предлога сославшись на поджог Рейхстага, требует от президента Гинденбурга подписать декрет такого содержания: «На основании пункта 2 статьи 48 имперской конституции в целях противодействия коммунистическим актам насилия, представляющим угрозу для государства, постановляется следующее: […] ограничения свободы личности, свободы выражения мнений, включая сюда свободу печати, право союзов и собраний, […] производство обысков и конфискаций, а также ограничения права собственности, допускаются независимо от пределов, обычно установленных законом»[20].

Хайек был одним из первых в волне беженцев из стран Центральной и Восточной Европы – частью знаменитых, частью ныне забытых, – которые в 1940-е и 1950-е годы писали о происхождении и природе тоталитаризма: Ханна Арендт, Исайя Берлин, Майкл Полани, Карл Поппер и Якоб Талмон. Они оспаривали расхожее мнение, согласно которому тоталитарные (нацистский и коммунистический) режимы находятся на противоположных концах политического спектра. Хайек – как и его единомышленники – полагал, что оппозицию в этом спектре составляют не крайне правые и крайне левые доктрины, а идеи индивидуализма и коллективизма, которым соответствуют либерализм на одном фланге – и фашизм вместе с коммунизмом на другом. Сталина и Гитлера объединяло характерное для обоих режимов насильственное подавление личности ради коллективных целей.

Хайек почувствовал это едва ли не сразу после прихода нацистов к власти. В докладной записке, поданной руководству Лондонской школы экономики весной 1933 года, Хайек указал на единые для Германии и России принципы «всеобщего принуждения» и «нетерпимость и грубое подавление всякого инакомыслия». Он отметил, что «фундаментальное методологическое и идейное сходство» Германии и России скрывается за различиями во фразеологии и отборе привилегированных групп»