– Но крайне горячие и раздражительные, – продолжил Щербатский, – вспыхнуло народное восстание, в котором участвовали не только крестьяне, но и дворяне, и даже князья. Несмотря на то что серьёзных восстаний в регионе не происходило, в Гурии продолжали кое-где действовать пирали9.
– Беглые. Мы так называли местных разбойников, и так же называли дезертиров из османской армии, прятавшихся в гурийских горах. Но пирали всегда соблюдали своеобразный кодекс чести – они не грабили бедных, не убивали беззащитных.… Да, они были, мягко выражаясь, не сторонниками империалистической России, но…
– Так было… Но теперь, как ты выражаешься, империалистическая Россия для всех кавказских народов – это «тюрьма», чьи обширные просторы полны крестьянскими восстаниями и виселицами! – со злостью и нескрываемой ненавистью прошипел Щербатский.
Князь задумчиво глядел на друга:
– Не хочешь же ты сказать…– начал было князь, но слово «предатель» по отношению к другу он не посмел произнести.
Влад выразился по-иному:
– …Ты пополнил ряды горцев? – тяжело произнёс он.
Вольф, поднявшись со своего места и выпрямившись во весь свой внушительный рост, тихо и спокойно произнёс:
– Я никогда не предавал свою Родину и своего царя. И не буду предателем, что бы ни произошло, Влад. Именно поэтому я здесь.
В свою очередь князь тоже поднялся и, не скрывая облегчения и даже радости, обнял старого приятеля.
Щербатский удивлённо спросил:
– Что тебя так обрадовало, пару минут назад ты был подобен грозовой туче? Ты рад, что я не предатель?
– Чертовски! Мне ужасно не хотелось бы придушить тебя и закопать в этом парке.
– И ты туда же? За моей головой охотятся турецкие наёмники и гурийские пирали. Ты решил к ним присоединиться?
– Я рад, что ты жив… – уже совершенно серьёзно сказал Влад. – И рад, что мой друг не предатель. Что же ты такого знаешь, что мешаешь всем и сразу?.. – поинтересовался князь.
– Нет, не скажу, Влад, – отрицательно покачал головой Щербатский, – я не рискну и твоей головой.
– Ты плохо меня знаешь, если думаешь, что я уже не понял, в чём тут дело… Собираешься в одиночку предотвратить покушение, Вольф?
– Чёрт, Влад! – выругался Щербатский.
– Для чего ты объявился Соловьём? – продолжил свои расспросы князь.
– Мне нужно выяснить, кто с нашей стороны оказывает им поддержку.
– Логично. Но…
Влад прервался на полуслове. Оба мужчины резко обернулись на звук хрустнувшей ветки.
– Пора расходиться, – почти беззвучно произнёс Влад, – сейчас же направляйся в Ольденбургское. Встретимся в гостевом домике завтра. Ты помнишь, где ключ?
Вольф кивнул и скрылся в ночной темноте.
Влад тоже поспешил покинуть парк, стараясь держаться в обход той стороны, откуда донёсся звук.
***
Кити шла по тёмному, заросшему парку, не ведая куда. Совершенно сбитая с толку и расстроенная, девушка, даже не чувствуя ночного холода, не замечала ничего вокруг.
«Как же это было возможно?!» – только и повторяла в своём уме растерянная Кити. Ноги у неё подкашивались, а сердце колотилось, как у испуганной птицы. Она хотела покинуть этот несправедливый мир, так ей стало тяжело на душе и обидно. Обидно за Анну после разговора с Анри… Обидно и за себя.
Анри Эварси, жених Анны, заметил Кити, когда та пробиралась за холодным шампанским для Мари и его будущей свекрови. Он тут же поспешил к ней, без труда узнав Кити по её манере держаться и дурной привычке постоянно озираться, будто выглядывая или ожидая кого-то.
