За работой я часто задавалась вопросом, откуда вообще у нас взялся станок. Выглядел он так, словно ему было лет сто, не меньше. Отполированное дерево, бердо даже немного засалено в тех местах, где за него удобнее всего было браться. Резные элементы, украшающие стан сохранились очень хорошо. Стилизованный орнамент волной проходился по горизонтальным элементам. На него всегда можно отвлечься, давая отдых глазам.
Неужели бабушка привезла станок прямо из Греции, а до этого он принадлежал кому-то из моих предков? Или его купили здесь? Эти мысли не давали покоя. Не раз и не два за пятничным ужином я порывалась поговорить с мамой, но что-то мне подсказывало, что выйдет в точности как со снами. Вот я и молчала, мучаясь нерешённой загадкой.
– Пряжа закончилась, – сказала я миру, и сама удивилась своим словам.
Опустевший челнок сиротливо лежал в руке. Рядом в плетённой корзинке собрались его оголённые товарищи. Пошуршав по корзинкам, я сверилась со схемой. Несколько нужных мне цветов разом закончились в самый неподходящий момент. Зачастую так происходило будто нарочно. Вдохновение било меня по голове, и я готова была провести за станком целые сутки, а нужная пряжа заканчивалась или нить неожиданно обрывалась. Пару раз было так, что я путала узор и приходилось распускать сотканное за день. К ткачеству я относилась с большим трепетом и вниманием.
Иногда творческая жилка брала своё. Тогда меня посещало вдохновение и мне хотелось добавить шёлка, для блеска узора в некоторых особо интересных местах, но бабушка не использовала таких нитей и несмотря на искушение, я решила до последнего следовать её идее. Когда я просматривала уже завершённое полотно, то простота и лёгкость хлопка казались уместными подобранному узору, а стоило взять в руки челнок – накатывали идеи. Приходилось бороться с искушением новаторства.
Прежде чем отправиться в магазин, я решила подрезать размохрившийся кончик нити утка, там, где цвета сменяли друг друга. В таком месте подрезать всегда неудобно, надо делать это осторожно и медленно. Мне не повезло и в ответственный момент рука дрогнула. Надрез пришелся на последний сотканный ряд. С противным звуком нитка оборвалась. Такой звук я как-то слышала в одном фильме, когда отделённая от тела голова катилась по мостовой. По коже прошёлся холодок. Настроение работать у меня сразу пропало.
Наскоро собравшись, я вышла на улицу. К обеду о вчерашнем ливне не осталось воспоминаний. Ветер разогнал облака и высушил лужи, асфальт стал стёгано-серый, а небо голубым. Погожий день напоминал приснившийся, осеннее солнце согревало не хуже летнего.
Хотя, конечно, теперь далеко не лето. Людей на улицах города оказалось немного, почти как вчера. Сезон закончился и туристов стало значительно меньше. А горожане в преддверии слякотной зимы в такие дни выбираются на побережье и принимают ударные дозы витамина Д3. У меня мелькнула мысль сесть на электричку и провести субботу в компании глинтвейна и шума моря. Я так ясно представила себе замершую морскую гладь, мягкий солоноватый ветер со вкусом специй на губах, что свернула к вокзалу.
Опомнилась я, когда поток спешащих на электричку людей подхватил меня и подтянул к центральному входу. В толпе я почувствовала себя неуютно и нырнула обратно, идя против течения. Трудно противостоять соблазну, но поддаться ему будет несправедливо. Я ведь всю неделю планировала в выходные как следует поработать над покрывалом, а если поехать на море, то я вернусь вечером. Наверняка магазин будет закрыт. За пряжей придётся пойти завтра и тогда я потеряю целые сутки. А сутки в таком неспешном деле как ткачество – много-много рядов.
