Тайра уважала закон Старого Города. Собираясь к Аише, она надевала длинное платье с закрытыми плечами, не разглядывала мужчин и почтительно обходила в людском потоке белобородых стариков. Хидамари было на все это наплевать. Хи знала, что она везде чужая, и поэтому везде чувствовала себя как дома. Тайре казалось, что на самом деле Хи никогда не покидала своего безумного выдуманного мира.
Аиша и Ильхан были близнецами. Ильхан имел абсолютный слух и с удивительной светлой печалью играл на саксофоне, на год раньше окончил музыкальную школу, срывая овации на отчетных концертах, и мечтал поступить в консерваторию. Тайра была на прошлогоднем его выступлении. Они сидели за одной партой в самом конце класса, и пока учитель истории водил указкой по карте, объясняя ход сражения (Хидамари на первой парте слушала, затаив дыхание и представляя себя во главе войска), Ильхан потихоньку подсунул Тайре под тетрадку два пахнущих типографской краской голубоватых билета. Тайра знала, что он был в нее влюблен.
С тех пор, как Ильхан заболел, Аиша выбиралась в центр только в школу, поэтому Тайра и Хи ездили к ней. Хидамари сидела с Аишей уже три года, и они были идеальной парой: тихая и скромная Аиша нашла в Хи защитницу и покровительницу. После того, как Хи взяла ее под крыло, девчонки из параллели оставили Аишу в покое, она впервые подняла взгляд от земли, и тогда Тайра увидела, что глаза у нее удивительного василькового цвета.
Над выкрашенным нежно-розовой краской глухим забором нависали вишневые деревья. Аиша открыла дверь, прорезанную в створке ворот, и впустила подруг во двор.
– Ну и жара! – сказала никогда не унывающая Хидамари, утирая со лба капли пота. – Пойду умоюсь, – и по-хозяйски направилась в летнюю кухню, в которой, стуча ножом о деревянную доску, что-то строгала бабушка.
Аиша проводила Хи взглядом, и когда та исчезла за виноградником, тихо произнесла:
– Брат умрет утром через три дня. Я видела.
Тайра почувствовала, как ее сердце сжалось в ледяной комок и ухнуло вниз. Она хотела спросить, может ли быть, что Аиша ошиблась, но в горле пересохло, а глаза предательски защипало.
– Я не ошиблась, – отвечая на немой вопрос, сказала подруга и тихо добавила: – Да и врачи говорят, что немного осталось. Даже домой его отпустили.
У Аиши был взгляд женщины, прожившей сотню жизней. Тайра долго не могла понять, почему, пока однажды Ильхан не признался, что иногда его сестра видит будущее. Мальчишки считали Аишу слегка помешанной и, от греха подальше, боясь Ильхана, не трогали; девчонки толкали ее на переменах и смеялись, пока за ее спиной не встала воительница Хидамари. Даже ее собственная бабушка временами суеверно складывала ладони и молитвенным жестом омывала лицо.
– Ты сказала кому-нибудь?
– Брату сказала, – грустно ответила Аиша и, подумав, добавила: – Он говорит, я молодец, что его предупредила. И папе еще сказала. Только пусть Хи не знает, ладно?
– А мне почему сказала? – спросила Тайра, предугадывая ответ.
– Ты стоишь на границе миров. Ты все равно почуешь.
Тайра хотела в очередной раз спросить Аишу, с чего она это взяла, но вспомнила, как в прошлый, и в позапрошлый, и в позапозапрошлый раз она ответила, что ей рассказал об этом Аллах, поняла, что другого ответа не будет, и промолчала.
Хидамари вернулась с кухни, мокрая и пахнущая тмином и зирой.
– Бабушка готовит плов. Говорит, Ильхану стало лучше?
