– Мне пора, родной, – после нескольких минут поцелуя, Софья тихо сказала, – Прости, что не могу быть дольше.
Апостол мягко поцеловал Софью в лоб и ответил:
– Да, родная, но через два дня мы снова будем вместе. Давай до осени мы покинем город. Только ты и я. И никого. Никаких университетов, никаких оркестров. Закроемся в усадьбе.
– И что же мы будем там делать, авантюрист ты мой? – Софья подмигнула.
– Я не могу раскрыть все мои планы сразу, но одно тебе гарантирую: скучно нам точно не будет.
Они снова крепко поцеловались.
Софья медленно пошла к выходу. Ей не хотелось оставлять своего возлюбленного, но правила госпиталя есть правила госпиталя.
Она закрыла дверь в палату и направилась в сторону выхода.
Дождь давно закончился, кое-где дорога уже высохла, солнце в закате осветило молочно-розовым цветом город, который полным ходом готовился ко сну. Софья ждала такси, ведь свою машину она оставила у музыкального училища. Такси всё не подъезжало, но зато к ней подошёл мужчина средних лет в форме полковника службы безопасности.
«О, вот и подъехал воронок к суду», – подумала Софья, вглядываясь в больные желтоватые глаза.
– Гражданка Зимина. Моя фамилия Черкашин. Контора государственной безопасности.
Софья, сделав наглое выражение лица, протянула обе руки, сложенные вместе. Черкашин, однако, не оценил этот жест неизвестно доброй ли, злой ли воли.
– Уберите руки, я не за этим. Если понадобится, на каждого из ваших друзей найдётся браслет. Я пришёл поинтересоваться у вас.
– Один. Лишь. Вопрос, товарищ полковник, – Софья оставалась наглой и возмутимой.
– В этом городе есть родственники у Синеозёрного?
Софья призадумалась. Апостол не упоминал, что в этом городе у него могут быть родственники. Они ведь вместе приехали из Львова. Не без помощи Казимира Огинского, ныне покойного.
Софья собралась ответить, но к ним подъехал синий «Мерседес». Из него вышел Илья Малышев, не в настроении.
– Всех не пересажаешь, полкан! – бросился к Черкашину Илья.
– Малышев, угомонись и вернись к штурвалу, – Софья очень громко крикнула, что даже зеваки на противоположной стороне проспекта остановились, чтобы посмотреть на продолжение, которого никто не планировал.
– Ладно, гражданка начальник, сажусь за штурвал. Дорогу покажешь – Малышев вернулся в автомобиль.
– Гражданка Зимина, – отозвался наконец–то Черкашин, – вы не ответили на мой вопрос касательно…
– Есть, но он умер и его захоронение никому не известно. Прощайте, товарищ полковник… – Софья не успела проститься, так как Илья выдавил газ на полную, и «Мерседес» стремглав понёсся по проспекту в сторону недостижимого горизонта, оставив полковника в раздумьях.
– Соня, – спокойным голосом спросил Илья, – а чьё мёртвое местоположение так и не известно никому.
– Ну как ты мог такое забыть мог, кудрявый мальчик? – Софья так же оставалась наглой, – один из родственников Андрея, старый Казимир Огинский.
– Ну.
– Умер он.
– Это понятно, что умер он. Что с того?
– В том то и мистика, что пышных похорон не было, потому что человек и при жизни стал мрачной легендой, но так и никто не знает, где могила.
– А зачем её искать? Пусть прах покоится с миром, грех тревожить могилу.
– Ты это скажи украинским националистам! – Софья перешла на крик.
Илья сразу замолчал.
Молчание затянулось. Пять минут тишина господствовала в салоне машины.
– Как он?
Софья не ответила.
– Ты обиделась?
