– Грак’зул… – проверила она имя снова, будто пробуя его острием клинка.
Ответом стал вой далекого рога – не из Пустошей, а из ее собственной груди. Ил’тара исчезла, но посеяла семя. Теперь Зарг’ре предстояло решить: вырвать его или дать прорасти. Она двинулась на север, туда, где небо сходилось с землей в багровом шве. Кристалл в ее руке светился тусклее, словно боялся того, что их ждет. А имя, как рана, продолжало сочиться.
Спящий Колосс и Зал Пустоты
Жерло Скверны зияло впереди, как пасть колоссального зверя, чьи клыки были выточены из обсидиана и базальта. Воздух здесь был густым, пропитанным серой и пеплом, а земля под ногами Грак’зула пульсировала, словно живая. Каждый шаг оставлял отпечатки, которые тут же заполнялись кипящей смолой, шипящей и булькающей, словно насмехаясь над его упрямством. Череп у его пояса, теперь почти сросшийся с плотью, вибрировал, издавая низкий гул, будто предупреждая об опасности, которую не могли выразить слова. Грак’зул спустился в расщелину, где стены были покрыты Глазами Спящей Бездны – мерцающими сферами, в которых копошились тени. Они следили за ним, моргая асинхронно, а их взгляды оставляли на коже ожоги, похожие на следы кислоты. Орк не останавливался. Его руна-спираль на ладони светилась ярче с каждым шагом, ведя его через лабиринт извилистых туннелей, где время текло вспять, а эхо его шагов звучало как голоса забытых племен. В Зале Костяных Часов он наткнулся на Хранителя Времени – существо, тело которого состояло из песочных потоков, запертых в стеклянные сосуды вместо органов. Его лицо, если это можно было назвать лицом, было циферблатом с вращающимися стрелками-клинками.
– Ты опоздал… и поторопился… одновременно, – голос Хранителя звучал как скрежет шестеренок. – Сердце Первого Пламени сожжет даже память о тебе.
Грак’зул прошел мимо, игнорируя щупальца из песка, тянущиеся к его ногам. Хранитель рассыпался, песок превратился в стаю хрустальных скорпионов, но орк раздавил их сапогами, даже не замедляясь. Глубже, в Утробе Вечного Жара, воздух стал таким плотным, что каждый вдох обжигал легкие. Лава здесь текла не рекой, а паутиной – тонкие нити раскаленного камня соединялись в узлы, образуя символы древнего языка. Грак’зул шагнул на хрупкий мост из застывшей магмы, чувствуя, как трещины расползаются под его весом. Под ним клокотала бездна, где плавали Души Отверженных – полупрозрачные фигуры, тянущие к нему руки с мольбой и проклятиями. На другом берегу его ждал Страж Последнего Порога – гибрид скорпиона и человека, с панцирем из сплавленных медальонов и хвостом, увенчанным иглой, сочащейся черной нефтью.
– Ты не пройдешь, – прошипел Страж, его голос напоминал свист ветра через трещину в черепе. – Пламя не для смертных.
Грак’зул выхватил нож, выкованный в Горне Скверны, и клинок вспыхнул багрянцем. Битва была короткой и жестокой: яд Стража разъедал доспехи, оставляя дымящиеся ямы на коже, но орк вонзил клинок в стык панциря, разорвав существо пополам. Черная нефть хлынула на землю, застывая в подобии рук, цепляющихся за его сапоги. За порогом открылась Камера Сердца. Стены здесь были выложены ребрами титанов, а в центре на троне из сплавленных криков висел Сердце Первого Пламени – кристалл, похожий на застывший взрыв. Его свет был не огненным, а холодным, сине-черным, высасывающим тепло из воздуха. Внутри кристалла пульсировала тень, напоминающая спираль – та самая, что горела на ладони Грак’зула. Орк протянул руку, и кристалл дрогнул. Внезапно из тени за троном вышла Ил’тара, но теперь ее облик был иным: кожа потрескалась, обнажив чешую, крылья из лжи обвивали тело, а глаза пылали серным огнем.
