– Первый день, Криворотов, а ты меня уже вывел!
– Извините. Я не хотел.
– Про Катерину я все поняла! Может, вспомнишь что-то еще? Расскажешь о Базарове? Обломове?
– Расскажу, конечно, – охотно согласился Леха. – И Обломов, и Базаров – два очень мутных персонажа.
– Каких-каких?
– Неоднозначных.
– Та-а-ак, – на миг распаленное лицо Алины Тарасовны посветлело. – Хорошо. И в чем же их неоднозначность?
– Базаров только и делает, что базарит, а Обломов – обламывает, – на одном дыхании весело выпалил Леха, уже окончательно играя на публику.
– Садись, клоун, – с трудом сдерживая гнев, презрительно фыркнула русичка. – Как был дегенератом, так и остался.
По классу прокатился ропот. Народ явно был на Лехиной стороне, и тот сел на место с видом победителя.
– Было прикольно, – сказал я ему, как только мы вышли из класса после звонка. – У нас бы за такое к директору потащили.
– А смысл? – раздалось позади.
Я обернулся – та самая рыжая, похожая на Трисс девчонка. И все, что я собирался сказать Лехе секунду назад, моментально вылетело из головы.
– За одиннадцать лет наш директор насмотрелся на Криворотова во всех видах, – поравнявшись со мной, она продолжила идти рядом.
– Далеко не во всех, – громко откликнулся Леха.
– А если она подписана на твою инсту? – засмеялась рыжая.
– Тогда во всех, – весело признал он, поднял с пола сделанный как заколка-прищепка белый бант и, ускорившись, ушел вместе с рыжей вперед.
Вблизи девушка понравилась мне еще больше: улыбка широкая и теплая, глаза светло-серые, дымчатые, как утренний туман, а непослушные волосы такого мягкого оттенка рыжего, вроде осенних листьев или меда.
На четвертом уроке выяснилось, что у нас физкультура. Формы, естественно, ни у кого не было, но на стадион все равно погнали.
На улице стояла дикая духота и безветрие, а с правой стороны уверенно ползала густая сине-черная туча, и спокойное ясное небо постепенно приобретало тревожный желтоватый оттенок.
Физрук Василий Викторович, кривоногий коротышка с торчащими в стороны усами и странным прозвищем – Полтинник, с вызовом зыркнул в сторону тучи, презрительно хмыкнул и велел всем построиться. Без восторга оглядел весьма малочисленный ряд, а заметив меня, подошел. Пощупал мышцы, легонько ударил кулаком в живот. Потом резюмировал:
– Сойдет. Спортом занимаешься?
– В позапрошлом году футбол бросил.
– Ну и дурак.
Он не спеша двинулся дальше, но вдруг, через пару человек от меня, встал как вкопанный, с полнейшим недоумением на лице. Я высунулся посмотреть, чего там такого интересного. И все тоже посмотрели.
На Дятла. Тот стоял себе ровненько, старательно вытянувшись по команде «смирно», даже и не подозревая, что голову его украшает пышный и нарядный белый бант. Тот самый, который Леха на полу нашел.
Девчонки закатились, парни захрюкали. Удивленное лицо Дятла, взволнованно хлопающего ресницами и крутящего головой в поисках того, что вызывает такое неудержимое веселье, выглядело нереально комично.
– Это что за барышня у нас? – подлил масла в огонь Полтинник. – Тоже новенькая?
– Нет, – совершенно серьезно ответил Дятел. – Это же я – Ваня Соломин.
– Не может быть! – физрук сделал вид, что страшно удивлен. – Соломин? А как изменился!
– Да, мама тоже говорит, что я вырос.
Дятел вел себя как полный ишак. Мне было смешно и одновременно ужасно неловко за него.
Угораздило же заиметь такого родственника.
