Эмма не говорила сыну, что он благородного происхождения, но, несмотря на бедность, воспитывала его как принца. К восьми годам она научила мальчика читать, писать и играть на лире – старшая вышивальщица разрешила Эмме взять на время лиру, хранившуюся в мастерской. Другие мальчишки посмеивались над Анри, дразня его Принцем, что очень пугало Эмму.
Она запретила играть с невежами, как она называла соседей. Соседи отвечали враждой. По улице поползли слухи, что никакая Эмма не вдова, она беглая монахиня. И сыночек ее бастард. И надо бы еще разобраться, не преступница ли она.
Анри стал убегать на улицу и подолгу не возвращался. В те дни Эмма отдала ему свой медальон c целебным бальзамом. Она хотела как-то защитить сына, когда он не рядом. «Если что-то случится, он хотя бы сможет сразу приложить лекарство», – думала Эмма, но это слабо успокаивало.
Между тем Анри все меньше хотел бывать дома, где его ждала бедная обстановка и строгие правила, которые якобы пристали хорошему мальчику.
Он очень хотел прибиться к одной семье, где было много детей, добрая и мягкая мать, а отец весельчак и балагур. Женщина иногда тайком подкармливала Анри, но в дом не приглашала. А дети так прямо и сказали: «Не крутись тут! Твоя мать родила тебя неизвестно от кого. И сама явилась неизвестно откуда. Еще не хватало, чтобы ты ходил в наш дом и бросал тень на честных людей. Так говорит наш папа. А мама говорит, что он прав. И что ты – позорище». Маленькому Анри было горько, что его не принимают люди, к которым он искренне тянулся, с которыми хотел быть рядом. Он не делал ничего плохого. Почему? Ответа не было…
Однажды в городок приехала шумная ватага бродячих жонглеров. Все соседи ходили смотреть, как они играют, читают кансоны, шутят и показывают акробатические прыжки. И только Эмма не пошла на представление. У нее было много работы. Она видела, как Анри страдает от бедности и тянется к зажиточным, но невежественным и грубым соседям. Она старалась изо всех сил дать Анри достойную жизнь.
Эмма работала, а больше никому не было дела до Анри, поэтому никто не заметил, что за жонглерами, которые уехали по дороге на юг, в Столицу, увязался мальчишка. Сами бродячие артисты тоже не заметили худенького Анри, который забился в угол повозки и накрылся соломой. Сам не зная того, мальчик поступил, точь-в-точь как когда-то его мать, бежавшая из монастыря ради его спасения.
Отъехав подальше от городка, ватага остановилась на ночлег. Молодые музыканты развели костер. Их мать достала лепешки, которые были куплены в городе перед отъездом. Отец распряг и пустил пастись лошадь.
– Что думаете? Как будто новые песни публика принимает лучше? – обратился он к сыновьям.
– Пожалуй, – басом отозвался меланхоличный старший сын.
– Да просто чудо, как хорошо принимают! Это же гениальная музыка! – Младший вскочил, поднес к губам флейту и стал наигрывать. Старший поддержал его на виоле.
– Да скажешь тоже… гениальная… Обычная музыка, – засмущался отец.
Анри счел момент подходящим и вышел из своего укрытия к костру, по пути потирая глаза и доставая соломины из темных взлохмаченных кудрей.
– Ты… Ты что это?.. Откуда?.. – старик пытался подобрать слова.
– Гляди-ка, матушка. У тебя еще один нахлебник нарисовался. Эдакий розовощекий купидончик! – Насмешник сыграл руладу на флейте.
Все засмеялись. А мать сложила руки в жесте отчаяния. Ей жалко было мальчишку, но кормить еще одного человека на их скромный заработок… Все четверо ждали объяснений. Анри молчал.
