То, что растет - страница 2



– Пора рассказывать историю.

Раньше Мерри нравилось слушать истории, до того, как все они стали о растениях. Теперь ей хочется, чтобы Марджори перестала их рассказывать, чтобы она превратилась обратно в старшую сестру, прекратив играть роль матери.

– Больше никаких историй. Пожалуйста. Просто ответь на мой вопрос.

Марджори возражает:

– Сначала история.

Мерри сжимает руки в кулаки и изо всех сил старается не расплакаться. Сейчас она так же зла, как в тот день, когда Марджори рассказала всем детям на игровой площадке в городе, что Мерри любит ловить пауков, а потом пинцетом по очереди отрывать им ноги. И что она хранит у себя в комоде банку с их плоскими безногими телами.

– Я не хочу слушать истории!

– Мне плевать. Сначала история.

Марджори всегда удается настоять на своем, даже теперь, когда она замкнулась в себе и начала чахнуть. Из своего гнезда она выбирается только в туалет. И ходит как старушка – суставы и мышцы ее ног задеревенели из-за того, что она почти не двигается.

– Ты даешь слово, что ответишь на мой вопрос, если я послушаю твою историю? – спрашивает Мерри.

Марджори отвечает только:

– Сначала история. Сначала история.

Мерри не понимает, что может значить такой ответ: «да» или «может быть».

Марджори рассказывает о пригородах – местах, которые окружают большие города. О том, как растения уничтожили красивые газоны и сады у частных домов, а затем стали пускать корни и разрушать тротуары и дороги. Люди выливали на них миллионы галлонов гербицида, средства для очистки труб, щелочи и отбеливателя. Но растения ничто не брало, а химикаты просочились в подземные воды, которые стекали в хранилища питьевой воды, и все отравили.

Как и в большинстве историй Марджори, Мерри понимает не все. Например, она не знает, что такое подземные воды. Однако смысл истории ей ясен. И в голове у нее рождается крик, но она прикладывает все силы, чтобы не выпустить его наружу.

Она говорит:

– Я выслушала твою историю, теперь ты ответишь на мой вопрос, идет?

Мерри забирает у Марджори книжку, и та, как ни странно, без сопротивления отдает ее.

– Я устала. – Марджори облизывает сухие потрескавшиеся губы.

– Ты же обещала. Когда он вернется?

– Мерри, я не знаю. Правда, не знаю. – Вокруг ее рук и ног обвито одеяло, и кажется, что ее разрезали на части и разбросали по их гнезду.

Мерри хочется стать совсем маленькой и заползти в карман своей сестры. Она спрашивает ее совсем тихо:

– В прошлый раз все так же случилось?

– В какой прошлый раз? О чем ты?

– Когда мамочка сбежала от нас. Именно так все и было, когда она от нас убежала?

– Нет. Она была несчастна и ушла. А он пошел раздобыть нам еды и воды.

– Он счастлив? Когда он уходил, он не показался мне счастливым.

– Он счастлив. С ним все хорошо. Он нас не бросит.

– Так, значит, он вернется к нам?

– Да. Конечно, вернется.

– Ты обещаешь?

– Я обещаю.

– Хорошо.

Мерри верит старшей сестре, которая однажды разбила нос третьекласснице по имени Элизабет за то, что та посадила Мерри на спину паука-косиножку.

Мерри покидает гнездо и возвращается на свой пост – садится, скрестив ноги, в прихожей. В тени у входной двери. Ветер продолжает усиливаться. Дом растягивается, сжимается и стонет, звуки используют малейшую возможность заполнить собой пустоту. Затем с внешней стороны двери доносится тихий, едва различимый стук, похожий на легкие прикосновения к дереву. Впрочем, если это действительно стук, то постучать так может только кукольная ручка с кукольными пальчиками, такими малюсенькими, что они способны найти на двери трещинки, не видные обычному глазу, проникнуть в них и вылезти с противоположной стороны. Внутри дома.