Я помню свой первый учебный день. Школа смешанная, и в классе были и вампиры, и люди, и оборотни. Меня определили в первый «Б» класс. Меня привел Юл. Константин тогда был еще жив, но он был на важном совещании. Юл быстро устал от моих расспросов, что собой представляет школьная жизнь. На первые мои вопросы он отвечал с интересом и давал широкие подробные ответы. Я расспрашивала дальше, он явно устал и стал отвечать односложно. В конце концов, он перестал отвечать вообще. Я задавала вопросы, но в ответ я получала тишину. Он привел меня, и в главном холе, среди новоиспеченных первоклассников ждали, когда придут учителя. Все как один. Девочки в черных платьях до колен с рукавами фонариками, белый праздничный фартучек и черные туфельки. Мальчики были в иссини-черных костюмах и черных туфлях. Их костюм не отличался от повседневного, а девочки на уроки ходили без фартуков. Все заплетенные с огромными белыми бантами. Тогда я впервые ощутила странное чувство, которое родилось где-то внутри в груди, и что толкало меня подергать девушек за эти банты. Я, как девочка сиротка, не знала радости ежедневных заплетаний. Банты мне было некому завязывать. Девочки и мальчики в школу тогда пришли с родителями, а я с Юлом. Я видела, как девочки тянутся к своим мамам, и ощущала злобу и зависть. У них есть родители, а я одна.
Юлу тогда было все ровно, что я ощущаю. Он заметил, с каким взглядом я смотрю в сторону счастливых детей, но ничего мне не сказал. Я знаю, что сейчас, столько лет спустя, он бы присел рядом со мной на корточки, чтобы наши глаза были на одном уровне и сказал что-нибудь утешительное, а я бы обняла его.
Первый день был не самым худшим. В начальных классах учиться спокойно мне не давали. Вскоре все узнали, что я сирота. Как узнали, я так и не поняла. Наверное, потому что мы не похожи. Да и я называла его по имени. В любом случае начались издевки.
«Эй! Мутация!» – так называли меня из-за моего нестандартного врожденного цвета волос. – «Где твоя мамочка? Нет у тебя мамочки!».
И когда я отвечала у доски, с парт мне кричали: «Заткнись, никому не важно, что ты говоришь! Ты никому не нужна! Тебя даже родители бросили!».
Мне в сумку наливали воду (Юлу приходилось оплачивать школе покупку новых учебников). Подкидывали записки, в которых снова делали акцент на то, что я ненормальная, поэтому сирота. Мое терпение кончилось в конце четвертого класса. Тогда я и подралась с одной девчонкой, что постоянно упоминала цвет моих волос и отсутствие родителей.
Я вцепилась ей в волосы и начала драть. Конечно, она пыталась защищаться, вырываться и звала на помощь. Сбежались другие ученики школы, учителя взмахивали руками и кричали «Девочки! Девочки! Прекратите! Остановитесь!». Школьники постарше снимали происходящее на телефоны. А я не останавливалась, пусть все знают, что я могу постоять за себя. Я схватила ее сумку и ударила ее по лицу. У той моментально хлынула кровь, пачкая школьную форму и пол коридора (я разбила ей нос). В ту секунду, когда я отбросила ее ранец, за предплечье меня схватила уверенная широкая рука. Я испуганно подняла взгляд. Надо мной стоял директор школы Андрей Петрович.
«Это что такое!? Хлоя Вэйд! Ты решила отправиться в школу для трудных детей?» – его голос был груб, холоден, и он пугал меня.
«Нет» – робко ответила я, а потом, собравшись сил, словно решив выплеснуть всю оставшуюся злость, продолжила. – «Это ее нужно в школу для сложных детей! Она издевается надо мной!»
