С подножки спрыгнул человек в мундире с блестящими аксельбантами на плечах и бодрой походкой вошел в калитку.
– Князь… – обернувшись к нам, беззвучно, одними губами, прошептала Аглая.
Мы переглянулись.
– Он здесь явно инкогнито, – сквозь зубы процедил Данилевский. – Гербы, вон, фамильные на карете завешены, да и не по рангу-то ему совсем на простой конной паре выезжать…
Аглая поманила нас пальцем, и мы двинулись за ней в противоположную от ворот сторону. Пройдя с полсотни саженей, я увидел в ограде маленькую неприметную дверцу.
Кузина, сунув руку в обрамлявшую дверь листву, щелкнула невидимой для нас задвижкой, и мы один за другим проскользнули через эту тайную калитку в сад.
Аглая, потянув меня за рукав, прошептала Липе и Данилевскому:
– Подождите нас здесь!
Наши спутники остались у ограды. Я же последовал за кузиной по узкой тропинке, извивавшейся среди деревьев и выведшей нас, наконец, к тыльной стороне дома.
– В последние годы отца мучила водянка, и ему было тяжко принимать посетителей наверху, в своем рабочем кабинете, – проговорила Аглая. – Поэтому внизу он приказал устроить для себя приемную, чтобы вести переговоры там. Думаю, матушка поведет князя именно туда.
Мы прошли вдоль дома и оказались среди густых кустов сирени прямо под окнами приемного кабинета.
«Только бы Сапсан не решил обходить свои владения именно сейчас», – подумал я, поскольку мое появление в них он всегда отмечал громким заливистым лаем…
Я осторожно заглянул в окно.
Дверь распахнулась, и в кабинет, следуя за Надеждой Кирилловной, и вправду вошел нежданный посетитель. Хозяйка дома прошла в дальний угол, к столу, и, встав там, замерла в ожидании.
Князь же остановился у зеркала, висевшего на стене у самой двери. Он вынул из кармана маленькую щеточку и принялся аккуратно расчесывать свои усы. Он был вовсе не так стар, как мне ранее представлялось, – лет, наверное, тридцати пяти, – холен, солиден и, в отличие от своего младшего брата, не выглядел хлыщом и вертопрахом.
– Почтенная Надежда Кирилловна, – низким голосом проговорил князь, по-прежнему разглядывая в зеркале свои идеально подстриженные усы, – спешу вас заверить, что новость о завещании поразила меня не меньше, чем вас…
Потом он повернулся к окну.
Мы с Аглаей отпрянули, боясь оказаться замеченными.
Князь подошел к Надежде Кирилловне и продолжил:
– Я бы не стал беспокоить вас своим визитом без лишней надобности, понимая, сколь необходимо вам уединение в столь тяжелую минуту. Но, сказал я себе, ведь именно на мою поддержку для своей семьи рассчитывал покойный Петр Устинович! Посудите сами: его дело – вот то, что чрезвычайно заботило его. Кому, как ни нам с братьями продолжать его вести! Ведь и капиталов наших в общих с Петром Устиновичем прожектах более чем достаточно! Однако, задал я себе вопрос, только ли свои капиталы доверил мне покойный? Нет и нет! Его семья также непременно должна оставаться под моим покровительством…
Он приблизился к Надежде Кирилловне и поцеловал ей руку.
Вероятно, это было прилично в дворянских кругах, но Надежда Кирилловна была купеческой женой, и этот жест почтения ее явно смутил.
– Что же… вы предлагаете, любезный Евгений Константинович? – вздохнула она.
– Поддержку! В особенности финансовую. Я намерен выдать вам расписку, по которой вы сможете получить в банке двадцать тысяч рублей. Я думаю, это лишний раз докажет мою искренность. Однако… – князь на секунду запнулся, словно от смущения, – мне даже как-то неловко вас просить об этом, но я хотел бы уладить один пустяк.
