На этаже меня ждали трое.
Они заметили меня сразу, но даже не пошевелились, когда я въехал на площадку. Лишь молча смотрели, как я разворачиваюсь, а потом, как осознаю, что, возможно, что-то не так. Возможно, этот вечер пройдет не совсем по тому расписанию, которое для него планировалось.
Лишь через большую паузу один из них, тот, что прислонился к косяку моей двери, оттолкнулся от него и неторопливо отошел в сторону.
– Ну чего, открывай, – сказал он. – Зайдем к тебе, поговорить бы надо.
Я не двигался. Понятно было, что вызвать лифт, который, возможно, еще не уехал, и заскочить в него обратно я не успею. Никак – не на коляске. Не смогу и прорваться на лестницу. Не смогу открыть дверь и каким-то образом умудриться запереться изнутри, оставив гостей снаружи.
А раз так, то лучше бы нам поговорить здесь. Как-то не хотелось мне уединяться с ними в квартире, там, где у меня не останется даже малейшего шанса на появление случайного свидетеля-спасителя. Или же свидетеля, который быстро превратится во вторую жертву.
Видя мою медлительность, от стены отделился второй.
Я чуть катнул коляску назад, неосознанно, отнюдь не рассматривая всерьез возможность физического сопротивления, лишь рефлекторно пытаясь избежать столкновения с угрозой.
– Нелюбезный, – неожиданно влез третий. В отличие от остальных, так и не шевельнувшийся на своем месте на подоконнике коридорного окна. – И молчаливый. Плохо, что нелюбезный. Может, хорошо, что молчаливый.
– Ключи давай, – сказал второй. – Помогу тебе, калека, добраться до койки. Или до гроба, как уж захочешь.
– Это он правильно сказал, – подтвердил третий. – С этим у нас просто. Не надо ключей.
Третий неожиданно поднял руку, останавливая своего «коллегу»:
– Не надо. У нас к тебе очень короткое сообщение. Можно и здесь, дольше в квартиру заходить. Слушай сюда. Мы знаем все. Где ты работаешь, кем работаешь, где живешь, когда приходишь домой, когда уходишь. В принципе, мы знаем даже, когда ты умрешь. Неверно – лучше скажу так…
Третий спрыгнул с подоконника. Самый крупный из всей компании. Два метра минимум, сто двадцать кило опять же – минимум. Но спрыгнул он так тихо и грациозно, что не оставалось никаких сомнений, что в этих килограммах нет ничего лишнего.
– Скажу тебе так: мы быстро назначим дату и даже причину твоей смерти, если у тебя возникнут какие-то нездоровые мысли. Теперь слушай сюда еще ближе. Через пару дней мы зайдем. Подготовишь планы склада, подходы, где что лежит. Какая охрана, когда меняется, сколько человек. Какое оружие, где, в каком режиме. Все подготовишь. Как сделаешь – мы хорошо заплатим. Так хорошо, что даже в этом кресле тебе будет жить комфортно. И бухло, и девочки – на все деньги будут. У тебя только ноги отнялись? Остальное-то как, способно еще на что?
Оказывается, вопрос не являлся риторическим. Ему действительно было страшно интересно, не повлияла ли моя болезнь на потенцию. Он ждал ответа. Пауза затягивалась. Я же, лишь поддерживая уже выбранную тактику полного молчания, продолжал смотреть на него и тоже ждать.
– А не сделаешь, как сказали, или решишь стукануть, или еще чего выдумаешь смешного – мы тебя грохнем. Только сначала я лично проверю, что там с твоими причиндалами. И оторву их до того, как ты сдохнешь. Понятно?
Он наклонился и посмотрел прямо на меня, близко-близко. Красивые у него были глаза, такие серо-стальные. Женщины от таких глаз должны просто млеть.
