Он пошарил по ящикам столов, до которых смог дотянуться, не вставая с кресла, – скотч нашёлся в столе заведующего. Добровольский подцепил оторванный угол на папке ногтем, потянул – и увидел, как под его табличкой оказалась ещё одна, от предыдущего владельца.
– «Платонов Ве Эс», – тихо прочитал он. – Надо же, я и не знал, что они мою этикетку поверх старой прилепили, – удивился Максим, имея в виду сестёр отделения.
– Что ты нашёл?
– Наклейку от того доктора, что здесь до меня был. Уже скоро год, а я понятия не имел, что эту штуку не убрали.
Он отклеил старую табличку и положил перед собой на стол.
– Интересная тут с ним история приключилась. То ли теракт, то ли ещё по какой-то причине взрыв. Машина «скорой» на воздух взлетела, мент какой-то погиб, а одна из местных кардиологов была тяжело ранена и руки лишилась[1].
– Припоминаю что-то такое. В новостях точно было, и в Инстаграме какие-то фотографии выкладывали.
– Так вот этот доктор, Платонов его фамилия, был одним из непосредственных участников. И кардиолог – то ли Полина, то ли Алина. Не скажу точно, кем она Платонову приходилась. Короче, он её сам прооперировал.
– Руку ампутировал?
– Нет, с рукой без него обошлись. Но она ещё и ожоги получила тогда, Платонов ей лицо собирал по частям.
– Кошмар какой. Молодая?
– Я её никогда не видел, а про них тут почти не говорят. В смысле, про эту историю. Как будто запретная тема. Пару раз пытался вскользь упомянуть, думал, хоть кто-то расскажет – ни в какую. Сразу переключаются.
– А почему Платонов этот уволился?
Добровольский пожал плечами.
– Меня бесполезно спрашивать. Вакансию выложили на сайте больницы, когда Платонова уже здесь не было. Я как увидел, что комбустиолог требуется, уже через тридцать секунд звонил сюда. Мечта всей жизни была. Сбылась, правда, почти через двадцать лет. Я пришёл на собеседование, заведующий мои корочки все посмотрел, поспрашивал про районную больницу. А я его в ответ: «А что случилось с моим предшественником? Почему ушёл?» Он мне коротенько: «По семейным» – и всё.
Максим замолчал, быстро набрал в Ворде свою фамилию с инициалами, распечатал, вырезал аккуратно, приложил получившийся прямоугольник к папке и накрыл его сверху широкой полосой скотча.
– Я тут на компьютере думал найти хоть что-то, что от него осталось. Только дневники, комиссии всякие, посмертные эпикризы, тексты операций. Излагал всё грамотно, точно, спасибо ему за то, что оставил.
– Больше ничего?
Добровольский помотал головой:
– Ничего.
Она помолчала, потом спросила:
– Ты ложиться будешь?
– Я жду.
– Чего?
Добровольский посмотрел на часы.
– Половину третьего.
– А что будет в половину третьего?
– Если Балашов не позвонит, значит, всё в порядке с зондом.
Одеяло слегка приоткрылось. Свет прожектора бросил рельефные тени.
– Спать не обязательно.
– Я понимаю, – вздохнул Максим. – Но я не смогу.
– Я смогу.
– С козырей не заходи. – Добровольский верил, что она сможет всё. – У меня мозг сейчас вообще другим занят.
– И зачем я тогда пришла?
– А у тебя были варианты? – усмехнулся Максим. – Да ладно, я же пошутил.
Но было уже поздно – ему оставалось только смотреть, как на обнажённое женское тело постепенно возвращаются разные аксессуары. Потом из-под него выдернули халат, который уже давно сполз со спинки кресла вниз. Добровольский не сделал ни малейшей попытки остановить этот процесс. Надевая халат, она вдруг отчётливо прошептала, не глядя на Максима:
