– Да ничего особенного, маленькая такая вещица.
– Какого рода?
– Ну как вам сказать… просто маленькая штучка… Вот, посмотрите. – Милтан через открытую дверцу сунул руку внутрь шкафа и ткнул пальцем в лежавшую на полке эспаду, указывая на ее лезвие. – Видите? У нее тупой конец.
– Вижу.
– Ну вот, как-то раз, много лет назад, в Париже один человек решил убить другого. Для этого он смастерил маленькую штучку, которую можно было насаживать на конец эспады и у которой был очень острый наконечник. – Он достал из шкафа оружие и качнул в руке. – И вот, надев на эспаду такую насадку, он делает выпад…
Милтан изобразил, как делается выпад, направив клинок в воображаемую жертву возле меня, и проделал это так неожиданно и быстро, что я невольно отпрянул в сторону, чуть не споткнувшись о собственную ногу и испытывая страстное желание поскорее признать Милтана победителем. Затем он так же быстро вернулся в исходное положение.
– Ну вот. – Он улыбнулся и положил шпагу на место. – Теоретически такой удар способен поразить сердце, но в тот раз теорию применили на практике. Эту штучку мне в виде сувенира подарил один полицейский, мой друг. В газетах же вещицу окрестили col de mort. Шея… нет, не шея. Ворот. Воротник смерти. Потому что он надевается на кончик шпаги, словно воротник. Забавно было поиметь такую вещицу, – закончил Милтан.
– А теперь вот она исчезла, – коротко повторила его жена.
– Я все же надеюсь, что не исчезла, – нахмурился Милтан. – С чего бы ей исчезать? И так здесь довольно было разговоров о краже. Найдется. Поспрашиваем всех.
– Надеюсь, вы ее найдете, – сказал я. – Все это довольно странно. Кстати, вы собираетесь расспрашивать об этом, а я как раз собирался спросить у вас, не будете ли вы против, если я поболтаю с кем-нибудь из тех, кто прибирает в фехтовальных залах?
– Но зачем… для чего?
– Да просто чтобы немного поболтать. А кто, кстати, там убирает?
– Консьерж. Но я не могу понять, зачем вам…
Его жена, указав на меня взглядом, прервала его.
– Я думаю, – невозмутимо заявила она, – он хочет выяснить, остались ли сигаретные окурки и пепел в том зале, где фехтовали мисс Тормич и мистер Ладлоу.
Я восхищенно хмыкнул, потом, глядя на нее, произнес:
– Если позволите, миссис Милтан, то я бы сказал, что мог сразу догадаться, что вы большая умница.
Она промолчала, не сводя с меня глаз.
– Что касается меня, – объявил Милтан, – то я не понимаю, зачем вам взбрело в голову разузнавать насчет сигаретных окурков. И уж совсем ума не приложу, как об этом догадалась моя жена. Сам-то я соображаю туговато.
– Ну, при вашем мастерстве обращения с клинком в чем-то другом позволительно и уступать. Так могу я повидать консьержа?
– Нет! – резко ответила Жанна Милтан.
– Почему?
– Я не вижу в этом никакой необходимости. Не знаю, что у вас на уме, но я заметила, как вы не спускали глаз с мисс Тормич, хотя, как все полагали, пришли сюда в качестве ее друга. Если вы хотите узнать, на самом ли деле они курили с мистером Ладлоу, спросите об этом у нее самой.
– Непременно спрошу. Я и сам собирался так поступить. Но чем я могу ей повредить, если потолкую с консьержем?
– Не знаю. Может, и не повредите. Но вчерашний инцидент, на мой взгляд, исчерпан. И без того он наделал немало неприятностей, да и потом еще может нам повредить. Дело крайне деликатное, а уж в таком месте, как у нас… Одним махом можно все испортить. Даже если вы и впрямь не помышляете навредить мисс Тормич и нам, я все равно предупрежу консьержа, если вам даже удастся до него добраться, чтобы он не отвечал на ваши вопросы. Я говорю с вами прямо. Зайти в оружейную, чтобы осмотреть щитки и проверить, действительно ли в каком-то из них перетерся ремешок, вам тоже не позволят.
