Виталик молча кивнул.
Отойдя в сторонку и потягивая коктейль, Виталик огляделся. Он увидел продавщиц-кассирш в чепчиках и голубых халатах-фартуках поверх одежды, с пухлыми красными или хмурыми лицами и со множеством колец и перстней на пальцах – этот образ знаком каждому. Большие счёты на кассе, длинный гвоздь, на который насаживаются чеки. Выстроенные в виде пирамидки консервы. Весы «Тюмень», которые, к радости продавцов, ошибаются в их пользу после нехитрых манипуляций с проделыванием дырочек в гирьках или приложенным под поддон чаши магнитиком. Ценники с выведенными каллиграфическим почерком наименованиями товаров. Интересно, какие же здесь цены? Виталик только смог разглядеть, что за килограмм масла вам придётся заплатить 3 рубля 40 копеек.
В очередях люди развлекали себя, как могли. Виталик решил подслушать обрывки фраз с тягучим ростовским акцентом: «Слышал, в ЦУМе плёнку чехословацкую Cromo выбросили», «В одни руки выдаём!», «Вам товар с довеском?», «На старом базаре дешевле! – Ну вот туда и идите!», «Пока мы тут с талонами, в Луганске всё свободно и без очередей!». В углу зазвенело: кто-то притащил ящики с пустыми бутылками в пункт приёма стеклотары.
Если в Германии в большинстве магазинов можно было брать товар в руки, рассматривать его, то здесь нужно было показывать пальцем, что тебе нужно. Если не знаешь наименование товара, то ещё и объяснять, на какой полке это лежит.
Кассирша магазина вбила сумму в счётный аппарат, громко издающий характерный звук смазанной техники. Затем в калькулятор. В конце она проверила все вычисления на деревянных счётах. Виталик, заворожённо, затаив дыхание, наблюдал за этим магическим процессом, не понимая, зачем она двигает бусины вправо-влево.
Почему нельзя сразу взять и расплатиться, забрать товар у кассы, как у немцев в супермаркетах, где можно всё купить за раз? Глупые вопросы, конечно, у Виталика. У местных не было и сотой доли того, что есть у него. Люди здесь обходятся тем, что есть, и без того, чего нет. Что такое стоять в очереди, писать на руке номер и тратить время на ожидание, нашему герою, конечно, было неведомо, тогда как здесь это было частью менталитета. Алексей уже стоял и ждал Виталика с каким-то свёртком хрустящей жёлтой упаковочной бумаги и со стеклянной бутылочкой с серебристой фольгой вместо крышки.
– Долго ты что-то… – начал было Виталик.
– Ну а что ты хотел, это очередь хотя бы за каждым конкретным товаром, тут за творогом-сыром, тут за молочкой… А в Москве вообще отдельная очередь на кассу и отдельная за товаром! Кстати, догадаешься, что в бутылочке?
– Ну кефир, ты его любишь.
– А вот и нет, молоко!
– А где этикетка, что это молоко?
– Видишь фольгу? По её цвету люди и определяют, что внутри. Смотри, кефир – зелёная, тёмно-жёлтая – топлёное молоко, ряженка с розово-фиолетовой фольгой. Я хотел тебе в треугольном пакетике взять молоко, но его разобрали.
– Пап, почему на хлебе две дырки?
– Это я его на свежесть проверил двузубой вилкой. Хорошо, что мы практически после обеда зашли, завоз «кирпичиков» за двадцать копеек был. А я не верил, что тут у них такая жопа. Видел у них в руках талоны?
– Ты о чём, пап? – Виталик вытер носовым платком остатки коктейля с губ.
– Да сослуживцы, кто в Союз ездил, рассказывали про эти талончики. Я не верил, что везде так.
Когда Самойловы вышли на пересечении Энгельса и Ворошиловского проспекта, Виталик повернулся назад и спросил у отца:
