ОБЖ вел трудовик. Уроки проходили в классе музыки, потому что он находился рядом с кабинетом труда и после шестого урока почти всегда был свободен.
– Итак, тема: «Контртеррористическая операция и условия ее проведения», – прогнусавил трудовик занудным голосом. – Котова, подъем.
– Я не учила, – сказала я.
– Она и на истории так говорила, – крикнул кто-то. – Спросите ее про Распутина.
Глупость моих одноклассников была безгранична.
– Про Путина у нас в другом параграфе, – сострил в том же ключе трудовик.
Все снова заржали и долго не могли успокоиться.
– Так, пацаны, сидим тихо. Ну так что, Котова? Что там у нас с контртеррористической операцией?
– Просто поставьте мне двойку.
– Двойку? – Трудовик прищурился. – Любую оценку нужно заслужить. Даже двойку, а ты пока еще ничего не сделала.
Ему очень нравилось красоваться перед парнями. Наверное, в нашем возрасте он был одним из вот таких приспешников кого-то вроде Дубенко.
– Я, конечно, понимаю, что ты – золотая медалистка, но тебе должно быть стыдно, что вместо судьбы своей страны тебя интересует какой-то там Распутин.
Я хотела сказать, что Распутин – это тоже судьба моей страны, но тут с задней парты послышался громкий ритмичный стук.
Все резко обернулись – и я в потрясении замерла.
С самой дальней парты, сияя довольной улыбкой, медленно поднялся Артём. В руках у него было мое пальто.
– Я ее забираю, – объявил он.
– Не понял, – растерялся трудовик.
Артём ловко запрыгнул на стул, с него на парту, перебежал на крайнюю и, встав одной ногой на подоконник, распахнул окно.
В класс тут же ворвался пронизывающий морозный ветер. Шторы шумно затрепыхались.
– Я сейчас охрану вызову! – Трудовик переминался с ноги на ногу, но ничего не делал.
– Правильно. – Артём рассмеялся. – Как раз обсудите контртеррористическую операцию.
– Офиге-е-еть! – пораженно протянула Евсеева.
Это было представление, по ходу которого даже у Дубенко пропал дар речи.
Из окна сначала спрыгнул Артём, за ним я.
– Ты же не думала, что я буду сидеть сложа руки? – У него было абсолютно счастливое лицо.
Голубые глаза блестели, изо рта шел пар, от куража удачной выходки и радости нашей встречи он был весь взбудоражен и светился, как мальчишка, совершивший удачный набег на яблоневый сад.
Чтобы не пробираться через сугробы, мы пробежали по дорожке к дальней, всегда запертой калитке. За ней нас ждал Макс.
Прутья забора были ледяные, пальцы сводило. Артём подсадил, и я повисла на животе. Перекинуть ногу через перекладину, когда на тебе юбка и пальто, не так-то просто.
– Давай быстрей! – Макс нервничал, но Артём все еще веселился.
– Ща, погоди, руки погрею, – откликнулся он, продолжая держать ладони у меня на попе.
– После погреешь. Назад посмотри.
Мы повернули головы. Со стороны школы к нам мчался Носков. И он был уже настолько близко, что я могла различить шнурки на его ботинках.
– Вот черт! – Артёму стало не до шуток.
Макс подпрыгнул, дернул меня за пальто, и в ту же секунду я, кувырнувшись, оказалась у него на руках.
Следом прилетела моя сумка.
Однако Артём перелезть через забор не успел. Носков стащил его за ногу и повалил.
– Уматывайте, – крикнул он нам.
– Бежим, – Макс потянул меня за собой.
Но я не двинулась с места:
– Пожалуйста, помоги ему.
Громко выругавшись, Макс с легкостью перепрыгнул через забор и попытался оттащить Носкова. Произошла невнятная потасовка. Я вообще не поняла, как так вышло, но в один момент и Артём, и Макс странным образом прилипли к решетке. Приглядевшись, я увидела, что они оба пристегнуты наручниками, продетыми сквозь прутья. Один браслет на запястье Артёма, другой на руке Макса.
