***
Первые дни после своей диверсии я с замиранием сердца ждала, что вулкан вот-вот взорвется и снесет все на своем пути.
Мне казалось, что Артур мигом поймет в чем дело. Не только просчитает предстоящую сделку, но и каким-то чудом догадается, что Кирилл — двуличный гад. Заподозрит неладное, начнет копаться-разбираться и очень быстро выйдет на правду. И тогда Барханову-младшему придет конец. Братья его порвут, уничтожат, выкинут и из компании, и из своей жизни. Справедливость восторжествует. Кир узнает про миллионы, которые потерял по моей вине, но простит, поймет…
С последним я, конечно, размечталась.
Так или иначе, но я вздрагивала каждый раз, когда слышала громкие голоса или приближающиеся шаги. Замирала, жадно прислушиваясь, и от предвкушения внутри все скручивалось в жесткую спираль.
Сейчас все начнется. Или сейчас. Вот еще пару минут и рванет.
Но время шло, и ничего не рвало. Разве что меня саму, от страха и разочарования.
Не происходило ровным счетом ничего! Вообще! Ни через пять дней, ни через две недели. Все тот же штиль и безнадега.
Артура я видела изредка, издалека, мельком. Мы каждый день были в одном здании, но словно существовали в разных мирах. Я барахталась на дне, а он восседал на самой вершине. Мне приходилось довольствоваться мимолетными встречами где-нибудь в холле, на крыльце или возле лифтов. И каждый раз он будто не замечал меня, а я смотрела на него украдкой, трепеща каждой клеточкой от тоски и волнения, задыхаясь от накатывающей боли в груди.
В эти моменты он совершенно не был похож на огнедышащий вулкан, жаждущий возмездия. Спокойный, собранный, уверенный в себе и своих силах. Все, как всегда. Он не вел себя как человек, который заполучил компромат и теперь готов перевернуть всю землю, чтобы добиться своего.
Порой мне чертовски сильно хотелось подойти и спросить у него, а получил ли он вообще то заветное письмецо, ради которого я столько старалась. Спросить какие у него теперь планы. Как он будет разбираться с Киром.
Но конечно же не подошла. Ни разу. И уж тем более не заговорила с ним, потому что один мимолетный взгляд — и ноги примерзали к земле, а язык напрочь отказывался слушаться.
Кирилл тоже не проявлял никаких признаков беспокойства. Жил в свое удовольствие, периодически не ночевал дома. Игнорировал меня…
С каждым днем его отношение становилось все более равнодушным. Он не замечал меня, будто я была невидимкой. Мог пройти утром мимо и не поздороваться. Не смотрел на меня, не разговаривал. Не прикасался. За это отдельное ему спасибо.
Я просто для него не существовала. Досадная помеха, которой он обзавелся не до конца просчитав последствия своего поступка. Поспешил, желая досадить брату, и теперь нудная, молчаливая жена была ему как кость поперек горла.
Кирилл жалел о нашем браке. Это было видно к каждом жесте, в тех редких задумчивых взглядах, которыми он все-таки меня одаривал, в том, как раздраженно он поджимал губы, стоило мне только сделать лишнее движение.
Он был на грани. И я с замиранием сердца ждала, когда он ее переступит.
В тот день, я вернулась домой раньше.
Как в анекдоте, распахнула дверь и замерла, увидев незнакомую пару женской обуви в прихожей. Откуда-то из глубины квартиры доносились характерные звуки, от которых кровь стыдливым румянцем моментально прилила к щекам.
Я стояла на пороге, не зная, что делать. То ли убежать, то ли остаться.
