Только неотложные случаи - страница 10

В конце Маккензи-драйв, у причала, находилось единственное в городе питейное заведение, таверна «Три реки». Она торчала там, словно бородавка – больше зданий ценой в миллион долларов в городке не было. Бизнес шел на ура. Поговаривали, что местный совет расплатился с кредитом на строительство всего за год. Администрация решила, что лучше завести собственный паб, чем продолжать борьбу за сухой закон, из-за которого подпольная торговля спиртным достигла небывалого размаха. Чтобы провезти алкоголь в город, где он полностью запрещен, нарушители пойдут на любые ухищрения; но если пару дней в неделю спиртное там будет доступно, их энтузиазм наверняка поубавится.

Таверна «Три реки» работала с четверга по субботу, и всего три часа в день. Там подавали только пиво, и только в зале – не навынос; если вдруг начиналась заварушка, городская администрация командовала закрыть бар. Но хотя изначально считалось, что с его помощью спрос на спиртное упадет, теперь было очевидно, что прогнозы себя не оправдали. Когда я приехала в Орукун, спрос значительно превышал предложение. Какие там заварушки – сплошное пьяное буйство.

В первые же выходные после приезда я ощутила это на себе. В пятницу вечером к поликлинике подкатила машина, из которой вывалилась целая толпа: крича и стеная, они занесли в двери мужчину без сознания. Язык у него распух и перекрыл дыхательные пути – из-за укуса тайпана, ядовитой змеи, – он мог вот-вот отдать богу душу. Я взялась его интубировать, но тут в поликлинику ввалился следующий, молодой парень с глубоким порезом в форме полумесяца на щеке. Передав укушенного другим сестрам, я осмотрела рану. Парень сказал, что его полоснули шипом морского ската – излюбленным оружием местных жителей. (Коллеги меня предупреждали, чтобы я не оставляла медицинский инвентарь без присмотра – хулиганы воровали из поликлиники эластичные бинты и с их помощью закрепляли шип на ладони, а потом дрались как настоящие гладиаторы). Щека у моего пациента оказалась прорезана навылет – в ней зияла сквозная дыра.

Главного фельдшера поликлиники Орукуни звали Питером; он прожил там больше шести лет и даже в кризисных обстоятельствах никогда не терял хладнокровия. Питер велел мне зашить рану, но я воспротивилась: шить я толком не умела, тем более – кожу на лице.

– Не волнуйся, справишься, – спокойно ответил Питер, вытаскивая из кармана фломастер.

Он нарисовал на щеке крестики, чтобы я знала, где накладывать швы.

С преувеличенным старанием я вымыла и простерилизовала руки, потом надела хирургические перчатки. Одолеваемая сомнениями, я, по сути, просто тянула время. Когда первый стежок был, наконец, сделан, Питер заглянул в кабинет и сообщил, что весь остальной персонал едет на аэродром отправлять укушенного в больницу: они вызвали медицинскую авиацию, и пациента эвакуируют.

– Держись, – напутствовал он, – мы скоро вернемся.

В поликлинике находились и другие пациенты, но не в критическом состоянии – по крайней мере, насколько я знала, – поэтому мне оставалось только закончить со швами. Пациент сидел абсолютно спокойно. У него оказался высокий болевой порог, что облегчило мне задачу, поскольку процедура в моем исполнении сильно затянулась.

Я уже заканчивала, как вдруг услышала снаружи странный шум: какие-то шорохи, сдавленный хрип и глухой удар. Я выскочила из кабинета и увидела, что женщина повесилась на карнизе для штор, обмотав простыню вокруг шеи. Раньше при мне никто не вешался, так что я от удивления обомлела: уставившись на нее, я держала в воздухе руки в перчатках, и моей единственной мыслью было «