Это не очень обрадовало путешественников; экспедиции нужен был простой грузовой пароход, идущий вверх по реке порожняком. Поэтому звероловы решили ожидать вблизи пристани более удобного случая.
Нучи и его сыновья вместе с Удаджалаком занялись устройством лагеря, а белые охотники, воспользовавшись вынужденным отдыхом, повели беседу с китайскими рабочими.
Они работали весь день, от восхода до заката солнца, валили деревья в тайге, пилили их на дрова необходимой длины, кололи их, укладывали на берегу возле пристани и грузили на останавливающиеся суда. Стремясь отложить кое-что на черный день из нищенских заработков, они добывали себе пищу кто как умел. Поэтому короткие минуты отдыха уходили у них на ловлю рыбы, которой – к счастью для прибрежных жителей – в Амуре и в его притоках насчитывается девяносто девять видов[29].
Благодаря щедрости Амура, китайцы питались широко распространенными тут миногами, тайменями, линками, амурскими хариусами и встречающимися в Амуре рыбами из семейства карповых – амурским сазаном, а из сомовых – касаткой-скрипуном и китайским змееголовом, осетровыми рыбами Амура: амурским осетром и калугой[30].
Несмотря на это, бедные кули бывали сытыми только тогда, когда начиналась путина лососевых[31], то есть ход рыбы из моря к истокам рек на икрометание. Тогда почти все жители прибрежных селений превращались в рыбаков. Из Охотского моря шла кета, из Японского – горбуша. Путина, состоящая из огромного количества рыбы, простиралась на расстояние 500 до 1000 км вверх по Амуру и его притокам вплоть до мелких горных ручьев. Во время путины рыбу можно было брать прямо руками. После нереста почти вся рыба погибала, и вода выбрасывала мертвую рыбу на мели, где она гнила и удобряла почву.
Во время путины жители Приамурья готовили запасы сушеной рыбы, которая служила им пищей. Вблизи селений по всему берегу Амура тогда расставлялись длинные ряды специальных заборов, увешанных блестящими розовато-желтыми полосами лососины.
Китайцы, одетые в латаные голубые куртки, штаны и шляпы, сделанные из бересты, любезно давали путешественникам объяснения на ломаном русско-китайском жаргоне.
Сообщение кули подтвердилось. Еще до полудня к пристани причалил, идущий вверх по реке, почтово-пассажирский пароход «Вера», принадлежащий Компании амурского пароходства. Пока кули грузили дрова, путешественники, приглашенные капитаном на чашку чая «с огоньком», как называл капитан добавку арака к чаю, вошли на палубу парохода.
Все пассажиры первого и второго классов столпились у борта. Среди них были богатые купцы из Сретенска и Нерчинска, военные, едущие в отпуск, простые казаки, православный священник с длинной, седой бородой, который воспользовался случаем и стал собирать пожертвования на свою церковь, жены офицеров из Владивостока, едущие в Нерчинск, несколько бурятов и группа эвенков и удэгейцев.
Все они с любопытством смотрели на лагерь звероловов, и когда те появились на палубе, окружили их плотным кольцом. Посыпались приветствия и вопросы. Томек стал оживленно беседовать с купцом из Нерчинска, но Вильмовский шепнул ему, чтобы он ни о чем не спрашивал. Сыщик Павлов внимательно прислушивался, и каждое неосторожно сказанное слово могло возбудить у него подозрения. Капитан Крамер, немец по происхождению, сам того не зная, избавил охотников от настойчивой толпы, пригласив их в свою каюту. Они уселись за продолговатым столом, на котором сразу же появились две бутылки арака и пышущий жаром самовар.
