– Приготовь мне кофе, пожалуйста, Вовчик. А я покормлю тебя интересной информацией. И спроси у мамы или лучше у Любаши, может что захватить в магазине надо из продуктов.
Алена приехала почти через час нагруженная целофанновыми пакетами с продуктами и тяжелой черной сумкой, в которой обычно носят ноутбуки. Ноутбука в сумке не было. Вместо него молодая женщина вытащила две толстых папки с бумагами.
– Вот тебе, братец, документы, которые мы с Надеждой можно сказать зубами выдирали из известных тебе органов. Пришлось пойти на служебное преступление. Но, думаю, что я все-таки из этих документов сварганю статью о поломанных большевистским режимом судьбах.
– Пройдем в кухню, поговорим, пока мама спит – предложил Владимир.
– Ну, рассказывай, – с нетерпением попросил брат сестру, когда был налит свежезаваренный кофе в чашки.
Алена посмотрела на брата пристально и через несколько минут произнесла тихим и дрожащим от волнения голосом:
– Посмотрела я документы…. Страшная судьба, как будто рок какой-то стоял над семьей Ухтомских. Судя по документам никого не осталось, или расстреляны, или умерли по разным причинам….
Она замолчала. Владимир тоже молчал, вернее, он не знал, что сказать. Минуты через три сестра сказала брату:
– Посмотри внимательно документы, изучи их, может я что-то упустила и есть где-то зацепка, кто-то может быть выжил. Не могу представить. Была большая крепкая семья, счастливая, и ее нет, никого нет, Это страшно…
– Спасибо тебе, Алена. И передай благодарность Надежде. – медленно произнес Владимир вдруг ставшим бесцветным, глухим голосом.
– Я сегодня же сяду за изучение этих документов. Это для меня уже не только исполнение обещания, но нечто большое. Понять прошлое – значит увидеть будущее.
Когда ушла Алена, Владимир, убедившись, что мать ни в чем не нуждается, сел за изучение документов. Он взял первую папку, на которой было написано рукой Алены «Алексей Николаевич Ухтомский», посмотрел на вторую папку, на ней рукой Алены аккуратно было выведено «Леонид Николаевич Ухтомский».
«Вот здесь, в этих папках запротоколирована жизнь по крайней мере двух семей,» – подумал юноша. – «Страшно, страшно открывать их, не то, что читать эти мертвые буквы, сложенные в мертвые слова, за которыми стоят судьбы представителей одной некогда сильной, могущественной семьи.»
Владимир как-то незаметно для себя углубился в чтение казенных слов, изображенных на аккуратно сложенных листах. Это были копии листков допросов, показаний соседей, сослуживцев и просто знакомых, справок с мест работы, жительства, мест заключения…. Во время чтения этих документов юноша часто тянулся к сигарете, подносил ее ко рту, а потом выбрасывал ее скомкав, так и не закурив. Несколько раз Владимир соскакивал со стула и начинал быстро ходить по комнате, сжимая руками голову. Потом вновь садился за стол и продолжал читать дальше. Далеко за полночь, когда голова раскалывалась от ужасов прочитанного, а глаза слезились то ли от усталости, то ли от сопереживания некогда жившим, радовавшимся жизни, любимым и любящим людям, попавшим в жернова жестокой, никого не чадящей машины, называемой ныне сталинскими репрессиями, Владимир закрыл первую папку документов. Он сидел не шелохнувшись, глаза закрыты, руки сжаты в кулаки, тело напряжено. Казалось, что юноша сейчас вскочит и ринется в рукопашную. Но с кем? Кому он может предъявить претензии по поводу исчезнувшей семьи Алексея Ухтомского, как тому свидетельствовали только что прочитанные документы.
