«Все узнаю позже.» – решил Леонид. – «В любом случае Полина – девушка хорошая, скромная, но держится с достоинством, что говорит о многом.
– Думаю, что Алексей наконец-то будет счастлив. – поделился своим впечатлением бывший князь со своей женой Ольгой, когда за гостями закрылась дверь. – Да, Олюшка, как тебе понравилась вторая наша гостья, Софья?
– Девочка как девочка, глаза красивые, живые, лицо неплохое, оформится, будет красивой девушкой. Порывистая, правда, через чур. Сказывается отсутствие материнского воспитания. Ведь с семи лет она осталась на руках у двадцатилетней Полины. Представляешь, сколько пришлось выдержать этим девушкам!
– Оля, а тебе не показалось что-то знакомое в облике Софьи?
Жена Леонида задумалась, напряглась, вызывая в памяти образ девочки, но передернув плечами, ответила:
– Да нет, мне она никого не напоминает. А тебе?
– Не знаю… Я очень скучаю по Лизоньке. Мы ее не видели больше десяти лет. Может я слишком впечатлителен. В каждой женщине, девушке, девочке ищу ее. … Лиза единственная наша сестра. Она была нежным цветком среди нас, колючих репейников, ее братьев. М-да… Ну ладно, давай, моя хорошая, я помогу тебе с уборкой. Кто бы сказал каких-то десять лет назад, что мы с тобой будем готовить, убирать, стирать сами….
Прошла неделя после того, как Владимир получил материалы от своей сестры Алены. Кроме двух объемистых папок с документами, уже просмотренных Владимиром, Алена при помощи своей разбитной подруги Надежды притащила брату еще одну папку. Где она ее выудила, девушка не сказала. Но материал в папке содержал весьма интересные сведения, значительно дополняющие информацию о князьях Ухтомских. Документы в этой папке были собраны без определенного хронологического порядка, многие из них были потертые и выцветшие, но прочесть все-таки еще можно было. Володя опять «с головой» ушел в чтение бумаг. С каждым новым прочитанным документом лицо Владимира мрачнело, удивлялось, подергивалось от ярости. Много различных эмоций можно было прочитать на лице этого молодого, совершенно не искушенного жизнью человека.
– Боже мой, неужели такое бывает! Сколько страданий пришлось вытерпеть этим семьям! За что? – невольно вырвалось из груди юноши.
Владимир еще долго сидел, опустив голову на стол и обхватив ее руками. Вечерело. На улице зажглись фонари. Зажигать лампу Владимиру не хотелось. На душе было сумрачно, неуютно, тревожно.
– Володюшка, что с тобой? Почему сидишь в темноте?
Вопрос матери не сразу дошел до его сознания. Владимир потер свои виски и опомнившись спросил:
– Мама, тебе что-нибудь нужно?
– Да нет, сынок. Ты меня беспокоишь. Свет, почему-то, не зажигаешь. Глаза вон у тебя красные, воспаленные. Ты что, плакал?
– Ну ты, что, мама. Конечно, нет, хотя впору заплакать от того, что я тут узнал. Ну и время было! Как только люди пережили такое?. Уничтожались целые семьи. И за что?! – голос Владимира дрожал то ли от негодования, то ли от нервной дрожжи, что била его в эти минуты.
Александра с нескрываемым интересом смотрела на сына. Ей импонировало, что ее мальчик, который совсем недавно беззаботно бегал по улицам, ходил на вечеринки и совершенно не задумывался о прошлом и будущем, всерьез заинтересовался историей пусть одной семьи, с которой его так невзначай познакомила судьба. Она понимала, что все начинается с малого.
– Давай, сообрази нам по чашке чаю и садись около меня. – спокойно попросила мать сына.
