Тейт увидел Альвдис издалека и открыл рот, чтобы громко ее позвать, но потом покосился на мать и передумал. Далла терпеть не могла, когда ее сын проявлял свойства, присущие детям: кричал, смеялся или же слишком долго играл. Тейта растили как маленького воина, однако ничто не могло укротить его жизнелюбивую натуру. Он просто учился скрывать свои чувства от матери с отцом. Альвдис опасалась, как бы Далла не потушила живую искру, что отличала ее брата от остальных, не сделала его покорным своей воле, не сделала... двуличным. Сайф однажды рассказал ей о чужом боге с двумя лицами, открывающем двери, смотрящем одновременно в прошлое и будущее. Этот рассказ почему-то запомнился Альвдис. Не все то, что хорошо богам, подходит людям.
Далла окинула подошедшую девушку взглядом, в котором явственно читалось осуждение.
- Пригладь волосы, Альвдис.
Та поспешно, пальцами, расчесала спутанные космы и заново перевязала их простой лентой, однако Далле явно не угодила. Та приподняла брови, еле заметно скривила губы и отвернулась. Альвдис стояла рядом с нею и злилась. Как можно выразить презрение одними лишь легкими движениями губ и бровей? У нее самой, отец говорит, все на лице всегда отражается, словно в спокойной воде фьорда.
Отец! Ах, как же она соскучилась!
«Морской конь» наконец причалил, и Альвдис сцепила пальцы за спиной, лишь бы удержать себя и не броситься навстречу мужчине, который неторопливо сошел на землю по сброшенным сходням. Отец получил прозвище Мохнатый, потому что всегда носил бороду, и волосы везде росли у него густо; женщины не считали его особым красавцем, однако он обладал статью и силой, которые отличают вождя. И обычно его широкое лицо сияло удовольствием, когда Бейнир возвращался домой. Сейчас же он был хмур, и это заметили все. Люди на берегу притихли, глядя, как вождь молча идет сквозь толпу, и как идут следом за ним его воины. Бейнир остановился перед Даллой и коротко кивнул ей. Из-за ее спины выступил Эгиль, пожилой воин, в отсутствие вождя помогавший Далле с делами поселения. Альвдис и не заметила, как он подошел.
- Я приветствую вас, - сказал Бейнир, и голос его легко разнесся над собравшимися. – Мы пришли с победой, но принесли и печальные вести. Мы добыли достаточно сокровищ, однако потеряли многих воинов. Их души уже пируют у стола Одина, а мы сегодня помянем их земным пиром.
В толпе уже раздавались горестные возгласы женщин, узнавших о смерти мужа, сына, отца или брата. Альвдис с тревогой вглядывалась в лица вернувшихся. Их было так немного! Отец всегда возвращался из походов с незначительными потерями, даже когда «Морской конь» отправлялся в плавание в одиночестве. Иногда Бейнир не желал присоединяться к более многочисленным флотилиям – ведь это означало делиться огромной добычей. Так было и на этот раз. Вся деревня знала, что вождь хотел взять золотую дань с очень богатого монастыря в далеких землях. Если бы с ним отправились «драконы» соседей, если бы он позвал кого-то из них в поход, пришлось бы справедливо разделить добытое. Кажется, за золото иногда платится слишком высокая цена...
- Это большая победа, - сказал Эгиль, - и большое горе.
Бейнир кивнул.
- Трюмы полны золота, тканей и провизии, а еще, - он криво усмехнулся, будто эта мысль вызывала у него отвращение, - там несколько рабов. Из тех, что не подохли в пути, но и эти скоро подохнут, слишком плохи. И все же если их можно вылечить, пусть женщины сделают это. – Он посмотрел на Альвдис, и она кивнула: она умела лечить и составлять живительные отвары из трав и ягод. – Я хочу, чтобы каждый из них на своей шкуре узнал, что такое наше гостеприимство. Гостеприимство для губителей! – Эти слова он выплюнул. – Не смотрите, что на них это христианское тряпье. Пускай они выздоровеют, а затем будут выполнять самую черную работу. И тогда, может, мое сердце перестанет скорбеть.
