Грейс предполагала, что идти придется не по сухой брусчатке. Может, пробежаться по пыльным и покрытым паутиной ступенькам старых лестниц или утонуть по колено в луже, пробираясь к самым крайним, находившимся в низине, домам. Но никак не думала, что преодолеть придется размокшую в дождь целину. Куда же они ушли?
Грейс шла. Она знала – мистер Хэрроу, может, видел ее из окна. Зрелище все-таки занимательное: девушка в блестящих полусапожках, в новом пальто и шляпе, плетется по размокшей земле, утопая в грязи, следом за человеком, с которым не перекинулась в кафе ни словом.
Грейс не волновалась. Жизнь – это перформанс. Пусть смотрят.
Силуэт удалялся. Прямой, словно плывущий над грязью. Он шел уверенно, не оборачиваясь. Но Грейс знала – он ведет ее. И даже когда потеряла из виду, знала, что не заблудится.
Лес встретил холодом. Непрореженный, тихий и темный, словно вымерший, он пугал. Грейс слышала тихие шаги, удалявшие от нее, и шла следом. Но вскоре лес стих.
Тишиной страшны леса, окружавшие Ластвилль. Не пели птицы, не шумели деревья, не бежали ручьи. Родители пугали детей призраками, жившими в дуплах толстых стволов, и сами боялись заходить в леса. Домашние животные не сбегали в леса. Не каждая птица вила гнездо в его кронах.
Ноги Грейс вязли земле. Свежие следы проглядывались отчетливо. Небольшая нога, ботинки с неудобными треугольными носами. Уверенно нарисованный путь. Она бы так и шла по следам, если бы в какой-то момент они не кончились. Грейс опешила, остановилась, огляделась. Лес темный. Ни одного клочка света между стволами. Невозможно понять, куда идти. Тишина обступила.
Невозможно, просто никак нельзя потеряться. Это же лес Ластвилля. Он уже покорялся ей.
Вдруг под ногой вдруг раздался хруст. Грейс взглянула вниз и увидела расколовшееся под каблуком маленькое черное зеркальце. Она подняла его, посмотрела на себя в разбитое отражение и усмехнулась.
Темный лес закончился быстро. Уже через несколько минут пути солнечный свет стал все настойчивее пробиваться сквозь редевшие деревья, в битве с дождем потерявших большую часть оперения. Золотые лучи пятнами проявлялись на темной земле, и наконец засветили в полную силу. Лес расступался.
Грейс прошла прямо, свернула у большого дуба, в корнях которого сверкало второе, уже целое, зеркальце, обогнула поваленное дерево и очутилась на утоптанной тропинке. Здесь следы терялись в других, в десятках других следов, и старых, уже въевшихся в землю, и новых, размытых водой. Деревья склонялись к дорожке, укрывая проход меж собой от посторонних глаз. Вскоре они уступили место кустарникам. Грейс не остановилась, нашла лаз, вырезанный в одном из кустов, и пролезла сквозь ограду. За кустами, сверкающий в прямых солнечных лучах, разливался небольшой пруд. На противоположной стороне в тени раскидистых ветвей старого тополя стоял небольшой двухэтажный дом из темного, поросшего мхом и ползучими лианами, кирпича. Тучи обступили его.
Дом казался заброшенным, но явно им не был. Слишком много следов, припорошенных землей и листьями, вело к заросшей травой мощеной дорожке, слишком неаккуратно замаскированы жилые окна, занавешенные старыми шторами. Слишком редко обступили пруд высаженные кусты, чтобы скрыть разбитый у дома огородик.
Грейс обошла пахший тиной пруд, поднялась по треснувшим от времени ступеньками к двери и постучала по ней колотушкой, отполированной от прикосновений.
