– Что за хрень!? – пробормотал Дмитрий Николаевич.
– Давление! Идет сильное давление, – спокойно ответил Михаил Иванович. – Ничего, мальчик справится.
– Профессор, нам еще после ваших экспериментов надо боевую службу нести, а ваш выкормыш нас в док на ремонт отправит!
Больше всего командира возмущало, с каким спокойствием этот старый умник наблюдает, как стекла приборов дрожат мелкой вибрацией и вот-вот начнут лопаться, а экраны локаторов затянулись серой пеленой, показывая сплошные помехи.
Резко, как перед грозой, в воздухе вдруг почувствовалось пресыщение электричества.
– Спокойно, командир, спокойно, – обращаясь скорее к самому себе, твердил Михаил Иванович.
Лодка дернулась вправо, на несколько градусов подправив курс.
Дмитрий Николаевич, злобно раздувая щеки, молча наблюдал, как указатель компаса хаотично задергал стрелкой, а несколько лампочек ярко вспыхнули от перенапряжения и погасли. Но когда с потолка отслоилось несколько кусков краски и упало к нему на стол, командир не выдержал:
– Вы еще долго будете издеваться над лодкой?!
– Скоро, командир, скоро, – продолжал твердить профессор. – Мы уже в тоннеле. Давай, малыш, давай. Еще чуть-чуть.
Вдруг все стихло. На центральном посту даже стало светлее. Запах электричества исчез, потрескивание разрядов прекратилось. Послышался всеобщий вздох облегчения.
– Наконец-то, – произнес Дмитрий Николаевич. – Ну, что опять не так? – он увидел растерянное лицо профессора. – У вас все в порядке?
– Да-да, – поторопился заверить Михаил Иванович. – Только я представлял все это несколько иначе. Как-то все получилось скомканно и быстро.
– Да откуда вы можете знать, как оно должно быть, если мы первые? Успокойтесь, профессор. Скоро мы увидим, с пользой вы тратили народные деньги или выбросили в мусор. Если буи сработали, то уже через полчаса сюда начнут подтягиваться эсминцы.
Командир подхватил микрофон на спиральном шнуре, именуемый «бананом», и скомандовал:
– БЧ-4, центральному посту!
– На связи, товарищ командир! – откликнулся командир связистов Вова Кошкин.
– Давай радиодонесение: рубеж прошли, следую по заданию.
Медленно, очень медленно протянулся час, но на экране по-прежнему было чисто.
Дмитрий Николаевич просиял и, повернувшись к все еще растерянному Михаилу Ивановичу, радостно сказал:
– Поздравляю вас, профессор! Колите на пиджачке дырку, или как там вас поощрят? Нас не заметили. И лет на пять, пока они вновь разберутся, вы нам обеспечили фору перед натовцами. Обнажаю перед вами голову, вы заслужили.
– Да, да, – рассеянно ответил Михаил Иванович и с задумчивым видом покинул центральный пост.
Глава третья
Голливуд отдыхает
Рафик Акопян заступил на пост гидроакустики в отгороженный у переборки угол и закрылся шторкой. Это было удобно. Считалось, что посторонний свет не должен мешать наблюдать за экраном, но была для шторки и другая причина. Спрятавшись за ней во время дежурства, можно было заниматься куда более полезными делами, чем тупо глядеть на экран в течение четырех часов вахты. И Рафик ими занимался. Тем более что экран уже несколько часов был пуст. Рафик плел аксельбанты. А это – самый важный элемент дембельского гардероба. Плел хорошо. Это не были тусклые и тонкие, похожие на веревки, аксельбанты, продаваемые в военторге, а пышные, из золоченой нити. Мечта любого дембеля. Сам Рафик прослужил всего год, и не было дня в этом году, чтобы он не посыпал голову пеплом за ту великую глупость, которую совершил на призывной медкомиссии. Вместо того чтобы, как все продвинутые призывники, дыша через раз и судорожно подергивая конечностями, изображать из себя рахита, Рафик раздувался перед медсестрами, как безмозглый павлин. А в спирометр дунул так, что чуть не потерял сознание, но зато посмотреть прибежали из соседних кабинетов. Старания оценили, и вот он здесь. Конечно, это не предел, и еще можно вляпаться в морскую пехоту, но об этом Рафик боялся даже подумать.
