– Звать-то тебя как? – спросил остроносый, запросто похлопывая его по плечу.
– Меня? – удивился Полезаев, не сразу уразумев, чего от него хотят.
– А кого же ещё? Тебя конечно. Не меня же.
– Ну… – замешкался Сергей Тимофеевич, с трудом припоминая своё имя. – Меня… Подождите… Сергей… Да, кажется, так…
– Кажется? Да ты, брат, не перегрелся ли, часом, на солнце?
– Нет, нет, что вы… – слабо замотал Полезаев головою.
– Кажется ему, видите ли! – ухмыльнулся остроносый. – Креститься надо, если кажется.
– Нет, точно – Сергей.
– То-то же! Не люблю неопределённостей. Предпочитаю конкректно знать, с кем дело имею. Не выношу, понимаешь ли, когда темнят и всё такое… Ясно?.. А меня Вольдемаром зовут.
– Очень приятно, – кивнул Полезаев. – Только идти мне надо. Вот вам… За помощь, так сказать, за участие…
И, достав из кармана сторублёвую бумажку, положил на стол.
– Извините, я пошёл.
Вольдемар громко расхохотался, блеснув золотом во рту, но к деньгам не притронулся.
– Сидеть! – приказал он вдруг не то всерьёз, не то в шутку. – И не рыпаться! А деньги мне твои не нужны. Забери. Своих навалом. Пей! Сегодня я угощаю.
И Полезаев повиновался. Сам не зная почему. Выпил ещё одну, пожевал безвкусных сосисок. И деньги спрятал обратно в карман.
– А ты случайно не писатель? – поинтересовался вдруг Вольдемар.
– Нет, – замотал головой Полезаев. – Инженер я. По технике безопасности.
– Это хорошо, – Вольдемар вполне искренне обрадовался.
– Что именно? – не понял Сергей Тимофеевич. – Что не писатель? Или что инженер?
– И то и другое. Но скорее первое, – Вольдемар задумался. Нос его, и так неестественно острый, заострился до какой-то немыслимой крайности. Не нос, а настоящее шило. Хоть валенки подшивай. – Да, первое… Точно первое.
– Почему же?
– Да так… Был тут у нас писатель один. На тебя, кстати, здорово похожий. Тоже с бородёнкой. И лысина почти такая же… С ним занятная история получилась. Если хочешь, могу рассказать.
«А почему бы и не послушать? – подумал Полезаев, уже вполне пришедший в себя и почти способный нормально мыслить и воспринимать. – Домой я всё равно сейчас не пойду. Посижу ещё. Драться он, похоже, на меня не кинется… Хотя рожа у него… Явно бандитская. Уголовная какая-то рожа… И руки все синие от наколок… Нет, ничего он мне, скорее всего, не сделает. Сразу видно, когда человек настроен мирно. Сидит спокойно, руками в лицо не тычет… Ладно, посижу. Будь что будет…»
Сергей Тимофеевич собрался сказать «да», но Вольдемар, не больно дожидаясь его согласия, уже рассказывал свою историю. Рассказывал он довольно длинно, многословно, сопровождая речь эмоциональными междометиями и замысловатыми выражениями нецензурного характера, каких Полезаеву не доводилось слыхивать отроду…
* * *
Писатель тот (ни имени его, ни фамилии Вольдемар не назвал) жил неподалёку от этого самого кафе, где они сидели сейчас. В своём двухэтажном особняке на углу Шамовки и Бестемьяновской (Полезаев хорошо знал этот дом, поскольку пять раз в неделю проходил мимо него, следуя на службу). Писатель, как видно, был средней паршивости, особой известности не имел, трудов его никто никогда не встречал ни на книжных прилавках, ни в библиотеках. Но имел он пытливую до надоедливости натуру и всегда носил с собой толстую записную книжицу, куда записывал всё, что видел и слышал вокруг. Словом, старался запечатлеть жизнь во всех её больших и малых подробностях – точно такой, какая она есть. Буквально. Без всякого зазрения совести.
