– Тогда до свидания, – рассердилась Ося. – Тогда нам не о чём говорить.
Она повернулась, собираясь уходить, но не успела: он взял её за руку, с силой развернул к себе и сказал:
– Вот тут ты ошибаешься. Как раз сейчас нам есть о чём поговорить.
– О чём? – робко спросила Ося, радуясь, что темно и не видно, как она покраснела.
– О нас, – жёстко выговорил он. – О нас с тобой.
Ося молчала, боялась, что голос выдаст её, он тоже помолчал, потом заговорил, вначале медленно и чётко, чем дальше – тем быстрее, спотыкаясь и глотая слова, словно боялся не успеть сказать всё, что хочется.
– Я непростой человек с непростой биографией, я привык делать только то, во что верю, и говорить только то, что думаю. Притворяться я не умею и не считаю нужным, так что вряд ли меня ждёт светлое будущее. За себя я не боюсь, но если… Если у нас… Если ты… Если мы будем вместе, моё неясное будущее коснётся и тебя.
– У меня тоже не очень ясное будущее, – тихо ответила Ося.
– Я знаю. Но пойми, то, что я никогда не сделаю для собственного спасения, я могу не выдержать и сделать ради другого, ради близкого, любимого человека…
– Ты боишься найти из-за страха потерять, – всё так же тихо, не глядя на него, сказала Ося.
– Не потерять – стать зависимым, уязвимым.
– Любой человек уязвим. Тот, кто захочет прижать тебя посильнее, всё равно найдёт как. И потом, этого может никогда не случиться.
Он не ответил, Ося тоже молчала, разглядывала пуговицы на его куртке, и так стояли они довольно долго, всё ещё держась за руки, потом он спросил быстро:
– А ты? Ты не боишься найти и потерять?
– Конечно, боюсь.
– Тогда как же ты можешь?
– Jakoś to będzie[26], – вспомнила Ося любимую материну поговорку.
Он засмеялся, взял её лицо в ладони, спросил:
– Значит, ты согласна?
– На что?
– Стать моей женой.
– Женой? – изумлённо переспросила Ося.
– А как же иначе? – удивился он. – Я же предупреждал тебя, я старомодно воспитан.
Поженились они только через год. Ося хотела окончить техникум, Яник искал работу, а когда получил наконец заказ от Детгиза, сроки были такие сумасшедшие, что три месяца они почти не виделись. Рисунки его понравились, ему предложили иллюстрировать целую серию, и он сказал Осе, что откладывать больше нет смысла. Свадьбу не устраивали, просто расписались в районном загсе, и Яник переехал жить к ней. Утром на третий день совместной жизни Коля Аржанов остановил её на кухне, потянул за собой в угол, подальше от любопытной соседки, спросил:
– Нарушаем, Ярмошевская? Пускаем к себе постояльцев без прописки? Нехорошо, неправильно.
– Это не постоялец, – объяснила Ося. – Это мой муж.
– Какой ещё муж? – хрипло спросил Коля.
– Обыкновенный. Позавчера расписались.
– Ну и дура! – крикнул Аржанов и вышел с кухни, так сильно хлопнув дверью, что штукатурка посыпалась.
– И вправду дура, – сказала молчавшая до сих пор соседка. – Круглая. Он нынче в гору идёт, Коля-то. Вышла бы за него, пошла бы на Путиловский работать, и была бы ты пролетариат, гегемон. От всех бед он бы тебя прикрыл. А теперь ты кто? Никто, социально чуждая, вот ты кто. Смотри, он тебе ещё припомнит.
Ося не испугалась, в её нынешнем настроении она вообще ничего не боялась: жизнь была прекрасна, интересна, удивительна, и она наслаждалась каждым мгновением. Им было очень хорошо и очень просто друг с другом: оба не боялись работы, оба привыкли обходиться малым, оба знали цену словам. На разговоры о профессиональной деятельности, единственную тему, которая неизбежно приводила к спорам, с первого же дня наложили негласный запрет. Яник работал на жилой половине, Ося – на спальной, работы друг другу показывали только завершённые и советы давали чисто технические. Ося продолжала ходить к Филонову, Яник перестал, но рассказы её слушал с интересом.
