Тот, кто был мной. Автопортрет. Том 2 - страница 15
Однако в свои пятнадцать с половиной лет Илья ясно осознавал ответственность перед самой чертой, перейти через которую ему не составляло труда. И его нежелание воспользоваться полученным даром имело свою актуальность до первого же подвернувшегося момента. Никогда не говори «никогда». Ведь неспроста Илье даны были свыше его способности. Ничего в этом мире не бывает случайно. Не случайно и не ради забавы.
Несмотря на свою пацифистскую категоричность, Илья разумно ожидал момента, когда ему просто суждено было воспользоваться своей силой. Непреодолимое искушение или же путь воина – вот, что его ожидало в армии. Потому что дядька уже сейчас предлагал Илье место в ментовке. Он прольет кровь в любом случае, разница заключалась в мотивации: сделает ли Илья всего один шаг за этой яркой жирной чертой, либо же пустится в целый поход по ту ее сторону.
Ему нравились эффектные киношные перестрелки, нравились все эти вспышки и искры, красочные взрывы, грохот снарядов, всесокрушающие пули и лучи лазеров и бластеров. В реальности же не было ничего подобного. В реальности Илья уединялся в лесополосе, начинавшейся метрах в трехстах от частного сектора на окраине города. В глубине ее была проложена действующая железнодорожная ветка, от которой Илью отделял широкий овраг. Там, в овраге, подросток устраивал самое настоящее стрельбище, посылая в высокую насыпь одну пулю за другой. Он всегда целился в землю, опасаясь возможности рикошета, и наблюдал за мелкими облачками сухой грязи и пыли, едва пуля достигала цели. Илья не слышал никаких хлопков выстрелов, просто сгибая указательный палец вытянутой руки, будто нажимал на курок. Даже он визуально не видел никакого оружия перед собой в этот момент, зато ясно его представлял. Обычно это был большой черный пистолет, с длинным стволом и крупнокалиберными пулями, иногда, с оптическим или лазерным прицелом. Для большей крутости. Никакой отдачи в момент выстрелов не происходило. Оружие совершенно удобно было держать в руках, Илья не боялся его выронить, да и выронить-то было нечего.
А вдоволь настрелявшись, Илья совершенно свободно махал своим мечом, вслушиваясь в свист рассекаемого лезвием воздуха. Срезал ветки и верхушки травы, оставлял на земле тонкие едва видимые полоски. И тогда он уже совсем не боялся покалечиться. И ему казалось, что каждое его движение было выверено до идеала, что он был настоящим мастером, знающим свое дело. И что-то происходило в мозгу. Будто Илья выходил за пределы сознания, оставляя вместо себя бездушный боевой автомат, каждое движение которого было спрограммировано без возможности каких-либо сбоев. Постепенно его движения ускорялись, а к мечу добавлялся пистолет. Под конец своих упражнений Илья оборонялся и нападал одновременно.
И про себя он думал, что, возможно, где-то в этом мире есть еще люди, наделенные точно таким же даром. Вполне возможно, что наделены они этой силой специально друг против друга, что однажды им уготовано встретиться лицом к лицу, чтобы раз и навсегда выяснить между собой отношения. Но тогда и сам Илья мог бы однажды встретиться с таким человеком. А вдруг спор межу ними можно будет разрешить миром? Что будет тогда? Не потеряет ли он свою силу, предназначенную специально для кровопролития? Готов ли он будет расстаться с ней?
Он понимал, несмотря на свой юный возраст, всю жестокость этого мира. Что далеко не все можно было решить без упора на насилие, что далеко не все люди хотели бы решать конфликты не кулаками и оружием, и загонять свое «Я» на самую глубину, денно и нощно обрабатываемые чернухой с экранов телевизоров, и это давно стало нормой. Далеко не все люди занимались чтением книг, события в которых должны были бы заставить делать соответствующие выводы. Он родился в мире, приведенном к крови и насилию ради личной выгоды и лжи, очень похожей на правду. И он должен был что-то уметь, чтобы достойно встретить опасность. И Илья понимал, что кроме этой могучей силы у него больше не было никакой годной защиты, и даже подвешенный язык его не всегда мог сработать против особо отмороженных индивидов.