– Твоя мама знает, когда именно будет оглашено завещание?
– Сказала, что послезавтра в одиннадцать утра надо прийти в нотариальную контору, – сообщила девушка. – Там нас будет ждать адвокат, ну, тот самый, Борис. Мама сказала, что он предложил собраться у нас в коттедже по ее желанию или даже в городской квартире, но мама отказалась. Говорит, что не хочет видеть в своем доме все эти рожи.
Весьма оригинальное суждение о людях, с которыми госпожа Павлова так или иначе контактировала на протяжении многих лет… Ей чем-то не угодила Ладочка или, например, главный бухгалтер Левицкая? Мне же в отличие от Марины Викторовны очень хотелось увидеть «все эти рожи», и чем скорее, тем лучше.
Однако я тут же решила, что приезжать на оглашение завещания с моей стороны не очень разумно. Я решила придерживаться тактики, избранной в самом начале, и побеседовать с каждым из подозреваемых лично. С моей точки зрения, любой из них был именно подозреваемым. И начать я решила именно с Марины Павловой, загадочной и нетерпимой.
– Значит, твоя мама сейчас находится в коттедже на Шалфейной? – уточнила я у Насти.
– Да, она пробудет там до послезавтра, это точно, – заверила меня девушка.
Я решила не терять время и сегодня же побывать на Шалфейной, в крайнем случае, завтра. Но прежде чем звонить Марине Викторовне, я решила связаться с Ладой Мещерской.
Борис Львович оказался обязательным человеком – мне пришло сообщение с нынешними координатами Лады. Оказалось, она проживала в Самаре. К моей радости, помощник Белорецкого не забыл сообщить и номер мобильного Мещерской.
– Слушаю, – отозвался молодой женский голос.
Звучал он довольно странно – казалось, женщина старается говорить уверенно и деловито, однако при этом в ее голосе слышались испуганные нотки. Хотя, возможно, вполне естественно испытывать тревогу, увидев на дисплее незнакомый номер.
– Лада Ильинична? – уточнила я и, услышав утвердительный ответ, назвала себя и продолжила: – Я действую по поручению дочери Андрея Анатольевича…
Едва я успела это произнести, как в трубке послышался приглушенный всхлип.
– Извините, – теперь голос звучал грустно, сквозь слезы. – И что вы хотите?
– Я хотела бы встретиться с вами лично, чтобы уточнить некоторые подробности. – Я решила обойтись без надуманных предлогов. – Послезавтра будет оглашено завещание, в котором упомянуты и вы. Мы могли бы с вами встретиться по окончании процедуры?
– Я не собираюсь ехать в Тарасов, – заявила Мещерская. – Адвокат сообщил, что я могу вступить в права наследования по месту жительства.
К такому повороту я была не готова. Мещерская явно не горела желанием обсуждать со мной обстоятельства гибели Павлова.
Испуг и печаль в ее голосе уступили место откровенной враждебности.
Я решила не настаивать на встрече и свернуть разговор, но так, чтобы у Мещерской появились сомнения, не совершит ли она ошибку, отказавшись пообщаться со мной.
– Что ж, очень жаль, – бодро прощебетала я. – Возможно, вами заинтересуется официальное следствие. Насколько мне известно, уже появились сомнения в правильности официальной версии.
В трубке воцарилось молчание, затем тихий голос произнес:
– Мне нечего вам сообщить. До свидания.
Послышались гудки. Нечего сообщить…
Я была склонна думать, что Мещерская просто не хочет распространяться о том, что именно побудило Павлова столь щедро облагодетельствовать бывшую няню своей дочери. Однако я была уверена, что в недалеком будущем дама изменит свое решение. Пока же я сочла за лучшее оставить ее в покое.
